Мадам Поммери. Первая леди шампанского брют. Ребекка Розенберг
строгие.
– Вы свободны, Брижит, – говорит Юбине, и девушка возвращается в пошивочную. Он встает передо мной на колени, бледный и виноватый. – Мадам Поммери, я не хотел вас огорчить. Конечно, вы хотите носить черное, и это правильно. Мы начнем шить другое платье, которое отвечает вашему представлению об этикете.
Я пью глоточками шампанское, живые пузырьки успокаивают меня.
– Вы присоединитесь ко мне, месье? Неприлично пить одной.
Юбине наливает шампанское как сомелье – большой палец под дном бутылки, а сама она лежит, как в колыбели, на остальных четырех пальцах.
– A notre santé. Будем здоровы. – Он чокается с моим бокалом, и мы пьем.
В моем бокале всплывают пузырьки и лопаются, источая фруктовый аромат.
– Шампанское лечит всякое зло, не так ли? – Пожалуй, я слегка погорячилась с платьем.
– Вы раскрыли мой секрет, мадам. – Юбине накручивает кончик усов на свой мизинец. – Без шампанского я не продал бы ни одного платья.
– Прежде вы жили в Париже? – Я допиваю шампанское, и Юбине подливает мне еще.
– Я торговал там вином, – подтверждает он. – Теперь скучаю по суете большого города.
– А я в Париже оканчивала школу. Потом училась в Англии в университете Святой Марии.
– Теперь мне понятно, – говорит он. – Ваше чувство вкуса превосходит всех в Реймсе. Вероятно, поэтому я выбрал для вашего платья шелк с отливами. Изысканный, но не очень броский. В Париже вы определенно увидели бы вдов в таких платьях.
У меня горят щеки.
– Но ведь я не в Париже, не так ли?
– Я оскорбил вас. – Он вздыхает. – И теперь, когда вы переезжаете в ваш особняк в Шиньи, я понимаю, что это платье совершенно неуместно.
– Кто вам сказал, что я переезжаю? – Мои пальцы нежно гладят аметистовые пуговицы на запястьях.
Он хлопает себя по щеке.
– Кажется, я слышал об этом от месье Вольфа, когда встретил его в «Биргартене». А несколько наших клиенток упоминали, что вы покидаете приют при Сан-Реми и как это огорчит всех девочек, которых вы устроили на работу.
– Я привязана к моему приюту. Если я решу переехать, то ни за что не брошу приют на произвол судьбы.
– Конечно, нет, мадам. Вы посвятили ему жизнь. – Он сопровождает слова легким кивком.
Я возвращаюсь в гардеробную, чтобы переодеться. Пальцы легко скользят по фестончатому краю лифа. Изысканная работа. Жалко отказываться. Вообще-то в платье мне нравится все, особенно радужный отлив, как на павлиньих перьях. И я поворачиваюсь к Юбине.
– Я передумала и возьму платье. Буду носить его дома. Пожалуй, сделайте мне парочку платьев попроще для работы.
– Вы планируете работать? – Он упаковывает мое старое платье.
– Я жду, когда Вольф уладит дела с наследством. – Я фыркаю. – Но похоже, что мне придется как-то поддерживать семью. Мысль об этом меня тревожит.
– Я готов вложить свои деньги в любое дело, которым вы займетесь, мадам Поммери. – Он кладет старое платье в картонку и перевязывает лентой цвета