Да забудут имя моё. Дмитрий Староселец
когти, истинно, способные посоревноваться в размерах с моими пальцами.
Они-то и привлекли самое глубокое внимание. Но не потому, что были как-то особенны сами по себе. Взгляд цеплялся за иное. На одном из этих матовых отростков поблёскивало солидное золотое кольцо. Я попробовал его снять, но тщетно. Оно сидело на когте влитую, так, будто бы разрасталось, будучи скованным им – на месте кольца, медвежье когтище представлялось тоньше, формируя идеально подогнанную выемку под украшение. В итоге я махнул рукой. Зачем оно в конце концов мне.
Потоптавшись ещё немного вокруг зверя со странным ощущением бессмысленности только что произошедшей смерти, я, наконец, закончил осмотр поверженного врага и принялся искать свою суму, медленно перебирая непослушными ногами. Та нашлась у поваленного дерева. На моё счастье, содержимое и сама сумка оказались целыми и нисколько не задетыми водой, хотя мне совершенно не удавалось припомнить, в какой момент она была сброшена.
Отведя прощальный взгляд от места битвы, я побрёл по направлению к дому, медленно ковыляя по болотной воде. А тем временем в уме моём нескончаемо прокручивалась недавняя схватка, заставляя уверенно заключить: «Жутко повезло, что вообще удалось уцелеть. Ещё секунда – и уже не стоять мне на ногах». А мгновение спустя отчётливым огоньком мелькнула новая мысль: «Вот ведь только теперь, во власти боли, да получив солидный урок, я ступаю тихо».
…
В лучах заходящего солнца показалась хижина. Крепкая, но успевшая немного обветшать, она, подобно лесному маяку, четырьмя скрытыми за фасадом досок уступами, вздымала брусчатый массив, в человеческий рост возвышаясь над землёй. Не раз ей доводилось принимать своего измождённого и голодного сына. Не раз лицезрела она его победы и поражения, став привычным очертанием, зародившимся в сердце и будто вшитым белой нитью в него.
Нога ступила на лестницу. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Весь подъём неизменно сопровождался пронзительным и протяжным писком скрипучего хора досок. Временами казалось, что он не случаен. Возможно, доски были своего рода дозорными, неизменно трубившими хозяевам о незваном госте, если такому вдруг заблагорассудится войти. Но и это было не всё. Наверху ожидала тяжёлая дубовая дверь, выделявшаяся своей массивностью даже на фоне подобной избы. К счастью, за долгое время житья здесь гостей, видимо, так и не нашлось, отчего эта мера осталась не опробованной.
Внутри главенствовал полумрак. Только пространство у камина освещалось тёплым светом огня, магически мерцавшего в темноте дома. Слегка потрескивая и мерно покачиваясь из стороны в сторону, он был тем светлячком, что спасал пространство от необъятной тьмы, попеременно то слегка угасая, то вновь разгораясь в полную силу.
Над ним висел котелок. Пахло пряным ароматом жаркого, что долгое время тушилось на огне. По коже нежной рукой прошлось тепло, расслабляя одеревенелые мышцы, распутывая и разворачивая их, как туго скрученную верёвку. Волной накатила усталость.
Отправив