Реквием. Галлюцинация. Антонио Табукки

      Я приблизился к воротам и вошел. На кладбище было пусто, только кот прогуливался между могилами. Справа от меня, сразу за воротами, виднелась сторожка с открытой дверью. Я сказал: разрешите войти? Закрыл глаза, чтобы освоиться в темноте, ибо внутри царил глубокий сумрак. Различил уложенные штабелями гробы, вазу с засохшими цветами, стол, на котором лежала надгробная плита. Входите, послышался голос, и в глубине помещения, рядом с монументальным шкафом, я увидел человека крошечного роста. На нем были очки, фартук пепельного цвета и черная фуражка с козырьком, как у железнодорожных контролеров. Слушаю, что вам угодно? – спросил он меня, кладбище закрыто, скоро откроется, сейчас обеденный перерыв, я – смотритель кладбища. Только тогда я заметил, что он ел из алюминиевого котелка и ложка в его руке застыла в воздухе. Не желаете присоединиться? – спросил Смотритель Кладбища, продолжая глотать пищу. Благодарю вас, приятного аппетита, сказал я, с вашего разрешения я подожду внутри, пока вы закончите, или могу снаружи. Фейжоа́да, сказал Смотритель Кладбища, как если бы меня не слышал, фейжоада каждый день, моя жена, кроме фейжоады, ничего не готовит. И продолжил: даже и не думайте, сидите здесь, в тени, а не на солнце, там такое пекло, что можно откинуть копыта, присаживайтесь, найдите себе место и садитесь. Вы очень добры, сказал я, могу я воспользоваться случаем и переодеть рубашку? она насквозь пропиталась потом, я купил себе у цыган две футболки. Я поставил бутылку шампанского на гроб, снял рубашку и надел настоящую майку Lacoste. Сразу почувствовал себя легче, перестал потеть, в этом помещении было прохладно. Я пришел сюда еще мальчиком, сказал Смотритель Кладбища, пятьдесят лет назад, и провел всю жизнь, охраняя покойников. М-да, ответил я. Наступило молчание. Он спокойно ел свою фейжоаду, время от времени снимал очки и потом снова надевал их. Ничего не вижу в очках, и без них ничего не вижу, сказал он, все как в тумане, доктор говорит, что это катаплазма. Катаракта, сказал я, это называется катаракта. Катаракта или катаплазма, все равно надувательство, сказал Смотритель Кладбища. Он снял фуражку и почесал макушку. Откуда у людей желание приходить на кладбище в этом часу, на этом солнцепеке, сказал Смотритель Кладбища, никому и в голову не придет такая мысль. Тут лежит мой друг, сказал я, мне нагадала цыганка, старая цыганка, торгующая майками у ворот, она мне сказала, что искать его нужно здесь, это мой старый друг, мы с ним столько времени провели вместе, как братья, мне хотелось его навестить и кое о чем спросить. И вы полагаете, что он вам ответит? – спросил Смотритель Кладбища, покойники – народ молчаливый, я-то их знаю, позвольте заметить. Хочу попробовать, сказал я, хочу выяснить вопрос, оставшийся непроясненным, он умер и ничего не объяснил. Женщины? – спросил Смотритель Кладбища. Я не ответил, и он продолжил: в таких вопросах всегда замешана женщина. Не знаю, сказал