Песнь расколотых небес. СанаА Бова
ветра, что шептал тайны, земли, что держала кости времени, и металла, что резал судьбу, как меч.
Его дети, боги пяти стихий, охраняли этот порядок. Цянь Лун, повелитель ветра, чьи крылья дракона гнали облака через небеса, был первым среди них – гордый, с глазами, как грозовые тучи, и голосом, что гремел в бурях. Хуо Фэн, богиня огня, чья душа была подобна фениксу, возрождающемуся из пепла, шагала по залам Дворца в алых шелках, и каждый ее взгляд оставлял за собой искры. Шуй Юнь, бог воды, тёк по жизни плавно и тихо, его длинные волосы струились, как реки, а улыбка скрывала глубины, где таились предательства. Ту Шань, богиня земли, стояла неколебимо, ее кожа была груба, как горные скалы, а руки могли сокрушить камень одним движением. И наконец, Ци Лин, младшая из них, богиня гармонии, чья красота заставляла даже богов замирать в благоговении.
Ци Лин была не просто богиней – она была душой Небесного Дворца. Её волосы, черные, как ночь перед рассветом, струились до пола, глаза сияли, как утренние звезды, а пальцы, тонкие и изящные, касались гуцина, сотканного из облачных нитей и костей небесных зверей. Этот инструмент, Пять Божественных Струн, был даром Императора, и каждая струна звенела своей стихией: ветер пел о свободе, огонь гудел страстью, вода шептала покой, земля держала ритм, а металл резал воздух, как клинок. Когда Ци Лин играла, мир слушал. Горы склонялись к ее мелодиям, реки текли в такт, а звёзды мигали, словно подпевая. Даже боги, гордые и непреклонные, садились у ее ног, завороженные Песнью Небес, что связывала их силы в единое целое.
Но гармония, как тонкий шёлк, рвется под тяжестью зависти. Цянь Лун, чья душа жаждала простора, начал шептаться с ветрами, спрашивая, почему он должен делить небеса с другими. Хуо Фэн, чье пламя не знало границ, смотрела на Ци Лин с презрением, видя в ее музыке цепи, что сковывали ее огонь. Шуй Юнь, скрывая мысли за спокойствием вод, плел интриги, мечтая о власти, что текла бы только в его руках. Ту Шань, чья воля была твёрже гранита, ненавидела перемены, что приносила мелодия сестры. Они собрались в тени Дворца, под парящими осколками облаков, и их голоса слились в заговор, что должен был изменить мир.
Ночь предательства наступила тихо, как тень, крадущаяся по нефритовым плитам. Ци Лин стояла в центральном зале Небесного Дворца, ее гуцин лежал на коленях, а пальцы перебирали струны, рождая мелодию, что успокаивала даже бурлящие сердца богов. Зал был огромен: потолок терялся в облаках, стены украшали фрески с драконами и фениксами, а пол сиял, отражая свет тысячи светильников, подвешенных на золотых цепях. Ветер Цянь Луна гулял между колонн, огонь Хуо Фэн плясал в жаровнях, вода Шуй Юня журчала в фонтанах, а земля Ту Шань поддерживала все это великолепие. Ци Лин не знала, что за её спиной уже собрались тени.
Цянь Лун выступил первым. Его крылья развернулись, заполнив зал вихрем, что сорвал шелковые занавеси и погасил светильники. Его голос прорезал тишину, как гром:
– Сестра, твоя песнь – оковы. Мы рождены править, а не петь в унисон.
Ци Лин подняла голову, ее слепящие глаза встретились с его взглядом.
– Брат, – ответила она, и голос её был мягким, но стойким, как корень, что держит гору, – наша сила в единстве. Разрушишь его – и мир рухнет.
Хуо Фэн шагнула вперед, ее алые одежды развевались, как языки пламени. Она рассмеялась, и смех ее был подобен треску горящего леса:
– Мир? Это клетка, а ты – наш тюремщик. Я не буду пеплом под твоими струнами!
Она взмахнула рукой, и копье огня, раскаленное до белизны, сорвалось с ее пальцев, устремившись к Ци Лин. Богиня уклонилась, струны гуцина зазвенели от ветра, что она вызвала в ответ, и копье врезалось в стену, оставив дымящуюся трещину.
Шуй Юнь не сказал ни слова. Он лишь поднял руку, и водопады, что текли с потолка, обрушились вниз, как тысячи клинков. Вода хлынула на Ци Лин, но она сыграла ноту, и потоки расступились перед ней, словно покорённые её волей. Ту Шань ударила кулаком о землю, и пол раскололся, обнажая бездну под ногами богини. Ци Лин прыгнула в сторону, ее шелковые одежды задели край пропасти, но она удержалась, продолжая играть. Мелодия стала громче, отчаяннее, пытаясь вернуть братьев и сестер к разуму.
Но их сердца уже ожесточились. Цянь Лун взмахнул крыльями, и буря ворвалась в зал, разрывая фрески и снося колонны. Хуо Фэн метнула второе копьё, и на этот раз оно нашло цель – пронзило грудь Ци Лин, вырвав крик из ее горла. Кровь, серебряная и сияющая, хлынула на пол, а гуцин выпал из ее рук. Струны завибрировали, испуская звук, что был одновременно воплем боли и зовом к небесам. Этот звук разорвал нефритовый купол, и Небесный Дворец начал рушиться.
Шпили падали, как сломанные копья, стены трескались, как хрупкий лёд, а осколки неба взмывали вверх, подхваченные вихрями стихий. Каждый кусок Дворца стал парящим островом, живым и поющим, хранящим эхо струн Ци Лин. Боги, увидев, что натворили, бежали, унося с собой части её силы. Цянь Лун укрылся в бурях, Хуо Фэн – в огненных пустошах, Шуй Юнь – в водных глубинах, Ту Шань – в земных горах. Но гармония умерла, и мир под расколотыми небесами стал другим.
Осколки неба повисли над землей, словно звёзды, сорванные с небосвода. Они двигались, ведомые