Волшебники. Лев Гроссман
иногда давал Квентину кое-какие наводки. Ученик скоро превзошел своего учителя: в семнадцать лет Квентин освоил «виски-соду» и сложный, исполняемый одной рукой съем Шарлье. Умел жонглировать тремя шариками, а в порыве вдохновения и четырьмя. Метал игральную карту с точностью робота, что принесло ему некоторую популярность в школьной среде: с десяти футов она у него втыкалась ребром в безвкусное буфетное яблоко.
Сейчас Квентин тоже первым делом взялся за карты. Для начала он стасовал их – не обычным, а фараоновским способом: вдруг эта женщина знает разницу и понимает, как трудна правильная фараоновская тасовка?
Вслед за этим он продемонстрировал свой обычный набор – обманную тасовку, обманный съем, подмену и прочее. Карты между фокусами струились из одной руки в другую, как водопад. Характерный треск звучал как-то глупо в этой просторной, полной воздуха комнате, в присутствии красивой дамы-профессора.
Она внимательно смотрела на Квентина, выбирала карты по его просьбе и нисколько не удивлялась, когда он извлекал их из раскинутой на столе колоды, или из кармана рубашки, или вообще из воздуха.
После карт он перешел к монетам, новеньким никелям. Чашек и носовых платков не было – пришлось обходиться без них. Преподавательница, молча понаблюдав с минуту за его пассами, тронула его за руку и попросила:
– Еще раз.
Он послушно повторил старый фокус «блуждающая монета», когда никель (вернее, три никеля) загадочным образом переходит из руки в руку. Он предъявлял монету публике, заставлял исчезнуть, терял ее и триумфально предъявлял снова, после чего она исчезала прямо с его открытой ладони. Эта серия движений, давно описанная в специальной литературе, включала в себя один особенно хитрый отвлекающий прием.
– Еще, – потребовала женщина и прервала возобновленный фокус на середине. – Вот здесь ты ошибся.
– Почему? Именно так это и делается.
Она, покачав головой, взяла из столбика три монеты и без предисловия начала показывать тот же фокус. Ловкости, с которой работали ее маленькие загорелые руки, Квентин даже у профессионалов не видел.
– Когда вторая монета переходит из руки в руку, – сказала она, прервав свои действия, – держать ее нужно вот так. Подойди сюда, посмотри.
Он стал у нее за спиной, стараясь смотреть на пальцы, а не на блузку. Монета исчезала между этими тонкими пальчиками, как птичка в ветвях. Она повторила еще раз, медленно.
– Но я делаю то же самое, – сказал Квентин.
– Хорошо, показывай. – Он начал, и она снова, уже с улыбкой, остановила его.
– А где же вторая монета?
Он повернул руки ладонями вверх. Монета… исчезла. Он пошевелил пальцами, посмотрел на столе, на коленях, на полу. Профессорша, что ли, стибрила, когда он отвлекся? Женщина с такими шустрыми пальцами и улыбкой Моны Лизы способна, пожалуй, на все.
– Так я и думала, – сказала она и встала. – Спасибо,