Бессмертие. Святослав Львович Гаврилов
ударил им в висок неприятелю. Тот от неожиданности ослабил хват, а мальчик в порыве страха, тут же воспользовался подвернувшимся шансом и снова ударил обидчика, а когда заметил, что он всё ещё шевелиться, скинув его себя, ударил ещё раз, затем ещё и ещё, не в силах остановиться до тех пор, пока не понял, что вбивал в землю кровавую кашу.
Пламя разгоралось сильнее. Его языки подхватывали: сухие ветки, траву, брёвна, деревья. Изуродованное тело купеческого сына играло оранжевыми красками в свете огоньков разрастающегося пожара. Натворивший всё это мальчишка сидел на коленях подле. Он был скован мучительным бессилием и не мог заставить себя даже пошевелиться. Да, ему было больно и страшно, но сейчас он даже и не думал об этом. Не думал он и о том, что ему только что захотелось сделать. Все его мысли занимало то самое бессилие – не возможность повлиять хоть как-то на эту чёртову судьбу. Он достал из кармана булочку, этот ненавистный кусок хлеба из-за которого всё и произошло. Недолго смотрел на него сквозь застлавшую глаза пелену, а затем выкинул его куда подальше.
В тот момент мальчик по имени Кеша не хотел плакать, но почему-то слёзы лились сами собой. Пожар подступал всё ближе, а он лишь вытирал глаза, опускал руки и, тихо всхлипывая, ожидал пламени.
Глава 2. Сказ про Манютку и ягодки.
Жили, были, взяли сдохли – это про Манюткиного папаню с братом, когда тех забрал князь Василий Голицын под Крым, так как те проходили стрелецкую службу в Москве. Правда русские войска тогда до места войны так и не добрались, но в числе тех, кого скосили голод и болезни оказались и мужики Манюткиного семейства. Батя так и не вернулся с похода, а брата всё-таки успели привести домой его сбежавшие товарищи, правда, тот скончался от цинги спустя два дня.
Овдовевшая стрельчиха после кончины обоих кормильцев, прокормить свою дочь сама никак не могла, поэтому наспех нашла такого же одинокого мужика, вечно пьяного купца с дочкой примерно Манюткиного возраста и выскочила за него замуж. Зажили они все вчетвером. Новоявленный папаша, обрадовался, что теперь сможет колотить не только свою кровинушку, но ещё и её мачеху со сводной сестрицей. А Алёнка, его родная дочь, была дура дурой, её поколотят, а она только улыбается, ходит и говорит мол: за дело. Хотя всё же та была очень трудолюбивой: делала всю работу по дому, вечно копалась в огороде, даже деревце ореховое перед домом сама выращивала. Манютка уважала её за это и пыталась во всём на неё походить. Разве что не могла молчать, когда речь заходила про пьянчугу отчима и его методы воспитания. Когда он в очередной раз поднимал руку на её мать или на Алёнку, Манютка закатывала такую истерику, что все шишки доставались непременно ей одной. Это, наверное, и стало причиной насмешек над ней соседскими девчонками и осуждающих взглядов со стороны их родителей. Старушки на лавочках скандалистке Манютке начинали ставить в пример её прилежную сестрицу, мол: девочка умная, трудолюбивая, хорошенькая, а эта дрянь! Распутница и лентяйка – хоть отец молодец уму разуму учит. Им было и невдомёк, что