Правдивый сказ об Иване-царевиче и Драгомире-королевиче. сказка для взрослых. Александра Треффер
он лихо рубится, а стрелой глаз кречету летящему выбивает…
– Ты для чего мне это рассказываешь? – рявкнул Драгомир. – Чтобы я узнал о конце своём скором?
– Что ты, что ты, – попятившись, залепетала Яга, – свет мой ясный! Но должон же ты ведать, что во дворце у Елисея деется. Дружину готовит Иван под себя, никак ратью идти собрался.
– А нужное что вызнала ль? Что поможет богатыря этого свалить?
– Есть одно, государь, чаю, важное. Прикипел он зело к царевне – дочке ворога нашего, всё вместе ходят.
– С этого и начинала бы, дурища, с его слабого места. А сейчас затихни, я думать буду.
Прошло с четверть часа, и королевич поднял голову.
– Нет, не знаю. Взрослый – одно дело, а ребёнка задевать боязно, на всю жизнь напугать можно. Потом решу, как Марью в игре нашей использовать.
– А разве, батюшка, её тронешь? Ведь благословение…
– Да что ты, баба, мне сказки рассказываешь?! – взвился королевич. – Уязвима она, как и все смертные, только мы ведь её убивать-то не собираемся. Ступай, потом распоряжение дам, а человечку нашему во дворце скажи, чтобы на дно лёг.
Чудище, кланяясь, попятилось, и, споткнувшись на пороге, с громким воплем вывалилось за дверь. А Драгомир продолжил:
– Кощей, приказываю тебе смотр дружине сделать, в готовность её привести. Камень в запас надо за пазухой держать, если первый кинуть не удастся.
Глаза остова разгорелись ярче, он поклонился и вышел. Когда в тронной никого не осталось, королевич прошептал:
– Ну, а если ничего не поможет, буду готовить побег порталом в Румынию, а там поглядим. Золота и драгоценностей за эти годы я накопил достаточно, и в казне останется на дела государства, коли после вернусь, и с собой захвачу. А сейчас, пожалуй, крови напиться надо.
И вышел прочь.
А в это же время во дворце тридесятого царства трое мужчин, не зная, что происходит в соседнем королевстве, спокойно беседовали. Марьюшка попросилась на двор погулять, и гонялась за бабочками с сачком, который смастерил для неё Иван. Иногда она вбегала внутрь, показывала взрослым стрекозу или красивого мотылька и опять уносилась со всех ног.
Вдруг в комнате раздался громкий чих, и перед глазами удивлённых людей возникли шишиморы-лазутчицы.
– Ой, беда, государь, – заблажила та, что была постарше, – ой, родимый ты наш батюшка…
– Да говори уж толком! – прикрикнул на неё Ворон. – Что стряслось-то?
Та, что помоложе гляделась, высморкалась в подол и гнусавым голосом сказала:
– Цадевну пдячьте, беда ей гдозит.
– Что?! – вскочив, крикнули друзья.
Голоднов покосился на окно, за которым быстро темнело, слишком рано для летнего дня, и тут снаружи донёсся детский крик, в котором звучал такой ужас, что сердце Ивана заколотилось, как сумасшедшее. Распахнув створки, он, не задумываясь, прыгнул вниз с высоты второго этажа.
Вокруг всё плыло, Сквозь колеблющуюся дымку разглядел Голоднов убитых дружинников у крыльца, смотрел,