Философия и искусственный интеллект.
метода тоже можно поставить под вопрос. Сам автор признаёт, что название «диалектика объективного и субъективного» отсылает к хорошо известному философскому принципу (диалектическому методу). Его новизна скорее в интерпретации через призму нейрофизиологии и в приложении к определению философии. Критик мог бы заметить, что многое из сказанного перекликается с идеями диалектического материализма (единство материального и идеального, практика как критерий истины), с гегелевской диалектикой (движение понятия к совпадению с объектом) или с кантовской проблематикой соотношения вещей-в-себе и явлений. А.Жалнин не цитирует классиков, но его «Основной метод» стоит в ряду подобных попыток найти синтез субъекта и объекта. Поэтому скептик может спросить: а что принципиально нового предлагает автор? Возможно, новое здесь – только терминология («живые понятия», новая трактовка реальности), тогда как суть – вариация на тему старой диалектики. Если это так, то вклад методологии может показаться менее значительным, чем заявлено.
Кроме того, практические аспекты книги порождают сомнения в доказанности. Например, заявленные случаи феноменальной памяти у автора и его эксперимента с ребёнком, запомнившим 10 страниц текста, нуждаются в независимой проверке. Идея «живых понятий» пока скорее гипотеза, не подкреплённая научными данными (сам автор оговаривается, что не знает о существовании исследований на эту тему). Следовательно, можно возразить, что некоторые выводы книги опережают доказательства. Аналогично и с влиянием философствования на здоровье: тезис о том, что гармонизация фаз мозга улучшает иммунитет и предотвращает болезни, звучит интересно, но требует медико-научного подтверждения. Без него эти утверждения выглядят как умозрительные прогнозы. Критик мог бы назвать их чрезмерно амбициозными: автор возлагает на философию роль панацеи, которая и знания упорядочит, и сознание гармонизирует, и здоровье поправит. Скептически настроенный читатель усомнится, не переоценивает ли А.Жалнин возможности своего метода.
Наконец, есть тонкий момент: границы применимости метода. Автор утверждает универсальность философского метода – мол, он присутствует «в любой человеческой деятельности» неосознанно. Однако в книге мало сказано о том, как именно отличить, когда человек действительно философствует, а когда просто рассуждает поверхностно. Если философский метод – регулятор, то выходит, что любой, кто пытается увязать факты со своими ощущениями, уже философствует. Тут возникает опасность размыть границы философии, с чем автор, наоборот, борется. Возможное возражение: не превращается ли философия в книге А.Жалнина из особой дисциплины в общий когнитивный навык, не отличимый от просто здравого рассуждения? Автор, конечно, устанавливает критерии (неполный взаимопереход = не философия), но на практике их сложно строго применять. Например, философская дискуссия, по Жалнину, должна быть не спором мнений, а сравнением степени рациональности