Александр Золотая грива. Андрей Ильин
следом.
Шли долго. Алекша устал перелазить через поваленные стволы, выворотни. Это вообще непросто, а со связанными руками и вовсе трудно. Потом спустились в глубокий овраг, долго шли по самому дну и, наконец, подошли к бревенчатому частоколу. Бревна с острыми концами стоят плотно, как зубы молодого волка и только сбоку виднеется узкая лестница. Опустили с частокола после того, как Шрам махнул рукой. Алекше развязали руки – теперь не убежишь – и подтолкнули к лестнице. Поднимаясь, он чувствовал, как на него недобро смотрят стражи частокола и сердце сжималось от нехорошего предчувствия. Входят в просторную избу. За низким столом сидят двое – оба широкоплечие, в хороших доспехах, волосы зачесаны назад и перехвачены тонким ремешком. Один постарше – лицо в морщинах, волосы с сединой. Выделяется большой нос, перебитый точно посредине. Второй моложе, волосы черные, глаза быстрые, тоже черные, лицо в мелких ямках – переболел оспой. Обращаясь ко второму, Шрам произнес:
– Вот привели, по лесу шатался.
– Серьезная причина притащить сюда, – хмыкнул черноглазый.
– Да нет… – замялся Шрам, – Волос хотел его сразу… того, а я подумал, что лучше тебе показать…
Было видно, что он побаивается черноглазого и потому мямлит. Тот, что постарше, молча рассматривал Алекшу. На мгновение задержал взгляд на поясе, рассмотрел секиру.
– У мальчишки пояс Медведя. И секира, – медленно сказал густым басом.
– А-а… и ты, Шрам, решил, что такой шибздик завалил Медведя и потому его надо притащить сюда, так? – засмеялся черноглазый.
– Ну да… э-э, то есть, нет, – забормотал Шрам. Он совсем растерялся, вспотел. Покосился на Алекшу. Лицо налилось злобой. Раскрыл рот, намереваясь сказать еще что-то. Черноглазый не дал.
– Ладно, Шрам, молодец, правильно сделал. Сейчас разберемся с мальчишкой, это недолго, а ты иди, иди…
– Ага … – облегченно вздохнул Шрам и попятился к двери.
Мужчины несколько мгновений рассматривали Алекшу, потом тот, что постарше спросил низким густым басом:
– Ну, рассказывай, кто такой, как зовут и откуда взялся в лесу.
И Алекша рассказал, умолчал только про лесную колдунью – их не любят простые люди, а тут явно именно такие. Его выслушали. Некоторое время молчали, затем обладатель густого баса произнес, обращаясь к молодому:
– Похоже на правду, как думаешь, Удал?
– Вроде да, – скривился тот, – но ты сам знаешь, Ревун, что это ничего не меняет.
– Негоже невинную душу губить, – насупился тот, кого назвали Ревун.
– Дело твое, – махнул рукой Удал, – но ты знаешь наши правила, – и вышел из избы.
Ревун громко вздохнул, посопел, с сомнением посмотрел на Алекшу. Тот почувствовал, что сейчас решается его судьба – жить ему дальше или нет. Где-то в животе появился холодный ком тревоги, стал разрастаться. Рука помимо воли медленно потянулась к секире. Ревун это сразу заметил, беззлобно усмехнулся:
– Ишь,