Пончики под тополем. фрагменты одного детства. Вера Мельникова
или «Простите меня за всё». В Вербное, соответственно, кто-то приносил нам в дом, по просьбе бабушки, бардовые веточки вербы.
Посты она соблюдала как-то выборочно, по собственному желанию. По большим церковным праздникам она заставляла маму и дедушку обязательно съездить на Пятницкое кладбище, где были похоронены все бабушкины родственники. Заодно они должны были занести в церковь поминальные записки…
Из молитв бабушка знала наизусть только «Отче наш». На этом её набожность заканчивалась.
Никогда никаких религиозно-философских бесед бабушка ни со мной, ни с кем другим не заводила. Вся «философия» сводилась у неё к одному единственному высказыванию: «Бог всё видит!» (произносила она это грозно, при этом поднимая вверх указательный палец и яростно им тряся).
Бабушка никогда никого не убеждала в необходимости быть верующим, однако, на семейном совете она постановила: «Верушу надо обязательно крестить, она должна быть крещёной». Возражения не принимались.
В то время (самое начало 80-ых) в Москве тем родителям, которые приводили своих детей в церковь на Крещение, ставили в паспорт какую-то особую печать. Так говорила бабушка. Возможно, так оно и было на самом деле. Так как подавляющее большинство людей служило в каких-то государственных учреждениях и состояло в Коммунистической партии, то подобная печать в паспорте могла прекратить чью-то карьеру раз и навсегда: государственной религией у нас тогда был атеизм.
В Знаменской церкви около метро Рижской у бабушки была знакомая старушка, Людмила Дмитриевна (Покровская -?), приятельница её покойной матери Ольги. Данной церкви одинокая Людмила Дмитриевна передала какое-то своё имущество, возможно, завещала и московскую квартиру. За эти заслуги старушка получила право доживать свои дни при церкви (ну, ещё бы, «почётный донор»! ). «Она чувствовала себя там как дома, она там всех знала» – по выражению бабушки. Эта Людмила Дмитриевна, которую я совершенно не помню внешне, попросила «этих всех», чтобы маме не ставили в паспорт печать о крещении дочери Веруши.
И вот, мне шесть или семь лет, конец мая или июнь, мама ведёт меня в церковь для совершения соответствующего таинства. У меня при себе огромное банное махровое полотенце и Людмила Дмитриевна с маленьким старинным золотым крестиком, отлитым ещё в 19-ом веке (на крестике выбиты инициалы мастера и профиль какого-то правителя, как мне казалось).
Народу в тот день крестилось довольно много, разного пола и возраста. Всех попросили раздеться, обернуться принесёнными простынями или полотенцами и встать полукругом. Людмила Дмитриевна всё время стояла у меня за спиной (собственно, она и была моей крёстной), подсказывая, что надо делать в тот или иной момент обряда. Я абсолютно ничего не понимала из происходящего (как, я уверена, и моя мама, сидевшая по ту сторону дверей «крестильной комнаты»).
Но на происходящем настаивала бабушка. А раз бабушка на чём-то настаивала…
Вообще-то