Пончики под тополем. фрагменты одного детства. Вера Мельникова
потерялась, перепугана до смерти, рыдаю от страха и разочарования. Они были молоды и заняты друг другом.
С тех самых пор, когда я вижу лужайки майских одуванчиков, я каждый раз вспоминаю тот детский ужас – приняла чужих людей за моих родных родителей.
Я запланировала ближайшим летом съездить на улицу Сайкина: мне хочется войти в наш двор, подойти к подъезду… Мне интересно, смогу ли я что-нибудь ещё вспомнить. Взять бы с собой маму-провожатого, но сомнения в её компании одолевают меня… Думаю, она откажет мне, а её отказы для меня – трассирующие пули.
Ещё об одуванчиках
Май в разгаре. Я почему-то уже не в детском саду, но ещё и не на даче. Мама пошла выгуливать меня в парк Советской Армии. На мне светлые бежевые штаны, футболка и белая или голубая кепка-панама. Мама садится на скамейку с вязанием, я верчусь-кручусь без дела рядом. По-моему, у меня есть савок и ведёрко для песка, но в песочнице полно детей, а я очень стеснительная, мне трудно познакомиться с кем-то, тем более напроситься в игру.
Помимо песочницы есть ещё одно развлечение – беготня по зелёному наклонному газону от скамеек к кустам сирени наверху. Хорошо, что он не плоский – так труднее и интереснее (вверх-вниз, вверх-вниз).
Мне почему-то бегать нельзя: мама считает, что я могу испачкать свои парадные штанишки. Почему на меня не одели другие – не знаю. Дети должны бегать, падать, пачкаться…
Чтобы я сильно не расстраивалась, мама просит меня нарвать ей одуванчиков подлиннее, чтобы она смогла сплести для меня жёлтый венок…
Я как-то неудачно их собираю, одуванчиковый сок щедро попадает на коленки, мои парадные штаны оказываются необратимо испорчены.
Дома бабушка нам обеим громко выговаривает за утерю товарного вида моими брюками. Мама и бабушка ругаются в коридоре. Я между ними…
Я чувствую себя очень виноватой. Но откуда мне знать о коварстве одуванчика, в мои четыре-пять лет, если даже Сама бабушка в её пятьдесят не знает о том, что дети выходят на прогулку, чтобы двигаться и познавать мир, а не сидеть на скамеечке рядом с мамой, которая занята вязанием?..
Нет, как ни крути, у меня масса причин недолюбливать одуванчики.
Брюки мои, конечно же, так никогда и не отстирались. Я носила их ещё какое-то время с коричневыми пятнами на коленях. Эти пятна были похожи на ненавистные веснушки на моём носу.
Универмаг «Марьинский»
Мама любила повторять: «Трудно представить, что когда-то это было самое высокое здание на нашей Октябрьской улице!»
Действительно, дома здесь оставались двухэтажными до конца 60-ых, а некоторые экземпляры, по-моему, и до середины 70-ых: первый этаж каменный, второй (он же последний) – бревенчатый. Настоящая провинция!
«Марьинский» же или просто «Мосторг» – именно так его именовали все поголовно местные жители – гордо возвышался над пейзажем: трёхэтажный, с огромными квадратными окнами.
Это здание