Флэшмен и краснокожие. Джордж Макдоналд Фрейзер
угодно.
Этим они, кстати, и занялись на следующее утро. Видимо, в течение ночи к ним пришло пополнение, поскольку я насчитал десятков шесть этих скотов. Держась за дистанцией выстрела, они кружились на своих мустангах, улюлюкая и пыша энтузиазмом. Я согнал всех свободных людей на восточный парапет над воротами. При наших многозарядных винтовках и револьверах вкупе с высокими стенами мы могли чувствовать себя спокойно, пока индейцы не соберут народу побольше, нежели теперь. Я сообщил свои умозаключения Грэттену, и тот отправился в оружейную, расположенную в одной из башен, в надежде разжиться еще чем-нибудь.
Мгновение спустя раздался выстрел – индейцы решили немного взбодрить нас. Они двинулись в атаку, развернувшись, как хорошая легкая кавалерия и пуская на ходу стрелы и пули, но явно намеревались просто прощупать нашу оборону. Я отрядил только троих, и мы подстрелили мустанга под одним из нападающих. Оставшись без лошади, тот принялся скакать и глумиться, демонстрируя нам свой зад, а остальные удалились на совещание. Речь перед ними держал военный вождь в боевом головном уборе. Вот он вскидывает копье, издает клич, и вся орда, завывая, как демоны, устремляется, держась стремя в стремя, прямо к воротам.
– Не стрелять! – ору я. – Ждать приказа!
И только я вознамерился отдать его, как хитрые ублюдки разом приняли в стороны, обтекая форт по периметру. Нам оставалось последовать их примеру. Мне пришлось отправить три четверти наличных сил на остальные парапеты. Но даже при такой рассредоточенности нам удавалось обеспечить достаточную плотность огня, чтобы держать их на дистанции. Последовала оживленная, бесполезная перестрелка: индейцы метались туда-сюда, наши ребята палили по ним из укрытия и свалили одного или двоих. Тем временем вождь с помощниками – прям генерал со штабом – разъезжал вокруг, высматривая наиболее удобное для решительного штурма место. Я упражнялся со своей кольтовской винтовкой, стараясь снять его дальним выстрелом, и поругивался. Тут вернулся Грэттен. Как раз в этот миг над нами просвистела горящая стрела и вонзилась, сильно дымя, в парапет. Один из погонщиков вытащил ее, и это послужило прологом к рассказу Грэттена.
– Готовы услышать плохие вести? – спрашивает ирландец, и хотя он старался придать голосу бодрость, в глазах его сверкал дикий огонек. – Потому как у меня есть одна такая, ей-богу! Эта оружейная в северо-западной башне, да-да, там… Так вот, какой-то смышленый малый отсыпал там пороховую дорожку к магазинам – а пороха там столько, что любой артиллерист заплясал бы чечетку, – и в нее воткнут погасший фитиль! Мало того, в противоположной башне восемьдесят бочонков зернистого, и к ним тоже пороховая дорожка идет! А это значит, – продолжает он, и пот на его лице выступил вовсе не от жары или подъема по лестнице, – что оставивший сей форт намеревался разнести его по камешкам, и преуспел бы, если бы фитиль не подвел!
При этих словах, как вы понимаете, я позабыл про стрельбу и слушал