Молодость Мазепы. Михайло Старицький
туман разорвется, заколеблется, подымется легкими волнами и поплывет к небу белым облачком, а степь снова засияет под ласковыми лучами солнца. Так, дытыночко, и все мои смутные думы от одного твоего взгляда разрываются и уплывают, как холодный туман, и я снова счастлив и весел, и не хотел бы отойти от тебя никуда.
– Как хорошо сказал ты это, – прошептала Галина, подымая на него свои подернутые счастливой слезой глаза. – Боженьку, Боже мой, какой ты разумный, хороший, а я… – вздохнула она и наклонила низко, низко голову.
– А ты имеешь такое чистое и ласковое сердце, какого нет ни у кого.
– Ты насмехаешься?…
– Разрази меня гром небесный, коли смеюсь.
– Так тебе не скучно со мной? – вскрикивала уже с восторгом Галина, сжимая его руки.
– Счастливее, как теперь, я не был никогда в жизни.
– И тебя от нас туда, к вельможным панам, не потянет?
– Никогда, никогда, – отвечал невольно Мазепа, поддаваясь дивному обаянию этих сияющих счастливых минут.
Стоял золотой, безоблачный летний день; после раннего обеда все население хутора, за исключением Мазепы и Галины, разошлось по прохладным тенистым местам, чтобы подкрепить себя коротким сном для дальнейших работ. Мазепа и Галина сидели в саду. Прохладная тень развесистого дуба защищала их от солнца, прорвавшиеся сквозь густую листву солнечные лучи ложились яркими световыми пятнами на зеленой траве, на золотистой головке Галины. При малейшем движении ветерка они приходили в движение и перебегали мелкой рябью, словно струйки воды на поверхности реки. Кругом было тихо, слышалось только мелодичное щебетание птиц.
Мазепа как-то рассеянно перебирал струны бандуры, слушая с задумчивым лицом нежное воркованье Галины.
– А вот и не слушаешь, тебе уж наскучили мои рассказы! – прервала, наконец, свою речь Галина, поворачивая к Мазепе свое плутовски улыбающееся личико.
– Нет, не поймала, – встрепенулся Мазепа, – я только припоминал песенку, а ты щебечи, щебечи…
– Ну, что это! Вот и пташки, как хорошо поют, а и то мне надоедает их щебетанье. Знаешь что, – сорвалась она вдруг с места, – давай пойдем на речку, сядем в лодке и поплывем далеко, далеко, там есть место, где так много, много белых цветов на широком «лататти», а рыбок сколько!… Кругом тихо, ясно, да любо!
– Хорошо, хорошо, моя милая рыбка, – согласился Мазепа.
– Ну, так давай мне твои руки… нет, нет, давай, я подниму тебя. Ты ведь теперь такой слабенький, больненький, вот так! – С этими словами Галина схватила Мазепу за обе руки и с усилием потянула их.
– Слабенький, слабенький… А ну, подымай же, силачка, – улыбался Мазепа, не трогаясь с места, и вдруг неожиданно вскочил, едва не опрокинув при этом Галину.
– Ой, напугал как меня, – вскрикнула она, заливаясь серебристым смехом. – Ну же, скорее, скорей «наперегонкы» со мной!
С этими словами Галина бросилась бежать; Мазепа погнался за нею, но не догнал. Через десять минут они уже были на берегу реки. Отвязавши