Сабля, трубка, конь казацкий. Степан Кулик
ответа, татарин остановил коня напротив «великомученика» и еще что-то произнес, только теперь сидел спиной ко мне, и я ничего внятно не расслышал. Впрочем, и так бы не понял… Запорожец в ответ и на этот раз промолчал. Тогда ордынец спешился и двинулся к нему. К сожалению, конь ордынца полностью заслонил картинку, так что я мог лишь догадываться, что происходило дальше.
Впрочем, особого воображения для этого не понадобилось.
Как только басурманин подошел достаточно близко, чтобы до него можно было дотянуться, запорожец ожил и взмахнул руками. Раздался мерзкий хряск, как при падении арбуза на бетон. После чего татарин рухнул на землю, засучил ногами, а потом замер и больше не шевелился. Его конь, почуяв кровь, тревожно всхрапнул и отбежал шагов на двадцать. Там остановился, повернул голову и коротко заржал.
– Все, Петро, можешь не прятаться. Выходи, пока мухи не заели… – позвал меня Василий, вытирая ладони о штаны. – Холера… не рассчитал маленько. Но так тоже неплохо получилось. И не пикнул, голомозый… – запорожец опять дернулся и отчаянно зачесался. – А чтоб вам сквозь землю провалиться! Совсем озверели, аспидское семья!
Полупуд развернулся и уже второй раз опрометью бросился к реке, на бегу стаскивая через голову рубаху. Запнулся сослепу о корягу и бревном плюхнулся в воду.
Ну да… Муравьиную кучу мы хоть и разбросали, но основание муравейника по-прежнему оставалось между корней вербы. И Василию, чтоб ордынец не заподозрил неладного, пришлось снова залезть в него с ногами. Что вконец обозлило мурашей, только-только начавших отстраивать порушенный дом.
– Вот же странная штуковина жизнь наша, Петро… – разглагольствовал, сидя в по шею в воде, запорожец. – То так повернет, то эдак вывернет. Полчаса всего и миновало, как мы одни шаровары на двоих делили, а теперь у нас всего вдоволь. Даже сапоги имеются. И конь! Чудны твои дела, Господи. Нипочем нам, смертным, не уразуметь, когда благословишь, а когда накажешь.
Выслушивая снизошедшую на запорожца мудрость, я направился к лошади, смирно ждущей в сторонке и только время от времени косящейся в нашу сторону. В отличие от хозяина, она была живая – и ее вид не вызывал у меня рвотных позывов.
Вот уж никогда не думал, что буду так бурно реагировать на покойников. В телевизоре они совершенно другие… И сценки с молодыми следователями, которых тошнит при виде трупа, мне тоже казались смешными. До сегодняшнего дня. Оказывается, у смерти лицо не столько страшное, как омерзительное и вонючее…
– Эй-эй! Ты куда?.. К коню не суйся! – вскричал Василий встревоженно. – Татарские бахматы[7] чужих на дух не переносят. Не убежит, не волнуйся. Он от хозяина далеко не отойдет. Потом поймаем, когда басурманами переоденемся. Лучше тащи голомозого сюда. Все равно одежду простирнуть придется… И лучше не ждать, пока кровь запечется.
Стараясь не глядеть на сплющенную голову мертвеца, будто попавшую в тиски, я ухватил татарина за сапог и поволок к реке. Но, видимо, полностью отвращения скрыть не смог.
– Эка,
Порода лошадей.