Сабля, трубка, конь казацкий. Степан Кулик
нечего. Эй, бабоньки! Давайте угощайте уже казаков, чем бог послал, и будем в дорогу собираться. Не знаю, как вы, а мне судьбу второй раз испытывать неохота. Охрим! Пленника тебе с Тарасом поручаю. Берегите бека пуще ока. Если татары все же обоз нагонят – глядишь, мы ценой его жизни свободу себе выторгуем. Как думаешь… эфенди – пристанут твои воины на такой обмен?
– Хасан умрет, если я прикажу… – заносчиво ответил тот, не заметив насмешки в голосе казака. – Велю, и все они сами себя свяжут и аркан на шею наденут. В обмен на мою свободу.
Судя по уверенности в голосе, бек ни на секунду не сомневался в том, что говорил. М-да, хорошо, что я не мусульманин. Дисциплина, порядок и все такое – это, конечно же, неплохо. Лучше анархии и волюнтаризма. Но и «цо за бардзо – то не здрово»[22].
– Вот как? – хмыкнул казак. – Ну, ну… Поглядим, посмотрим.
– А куда пойдем-то, Василий?
Бывшие пленницы не торопились к казанам с парящей похлебкой. Сходились ближе, теснее и с надеждой глядели на запорожца. Единственного, кто мог сейчас позаботиться о них. Защитить.
– Разве не домой нам возвращаться надо?
– Нет у вас сейчас дома, бабоньки… – сокрушенно развел руками казак. – Село татары дотла пожгли. Только пепелище осталось. Да и не проведу я вас без помощи столько миль[23] по Дикому Полю… Любая самая малая ватага харцызов или басурман снова повяжет всех. Или – побьет. Иное мыслю… Знаю я здесь, неподалеку местечко укромное. В былые годы наш курень сюда на промысел ходил. Правда, годков пять как туда никто не заглядывал… но место хорошее. Большой остров в плавнях… Если придется – даже зимовник обустроить можно. Туда и мы двинемся… Там вас не то что татары – сам нечистый не отыщет. Да…
Василий глядел и говорил уверенно.
– Я тем временем на Низ метнусь… За подмогой. Мужьями вашими и братьями… кому смогу, кто не в походе, весточку отправлю. С Божьей помощью за месяц-полтора и управлюсь. А когда соберемся все вместе – тогда и решите: как вам жить дальше? Домой возвращаться или на другом месте новый Свиридов угол закладывать… А пока, бабоньки, подсаживайтесь к казанам да набивайте брюхо доверху. Не жалейте. Аж до самого завтрашнего утра к тому месту идти будем. Без дневки и ночлега…
Василий как в воду глядел. Сперва заголосила одна молодица… Потом к ее причитаниям присоединились и те бабы, что поначалу кинулись успокаивать подругу. А дальше словно пожар или паводок – плач и стенания хлынули вдоль обоза, накрывая его сплошным протяжным воем-стоном, в котором уже не разобрать отдельных слов, а слышится только безумное горе и сетования на бесталанную, жестокую судьбину.
Радость от неожиданного освобождения, как и ярость отмщения, понемногу улеглись, суета сборов тоже осталась позади – и сердца бывших невольниц снова сдавила боль утраты… Особенно жгучая от понимания собственного спасения и невозможности воскрешения мертвых. Осознание того, что эта разлука навек и никогда уже не будет по-прежнему…
Честно говоря, у самого в глазах
Излишек вреден (
Старая русская или старорусская 1 миля = 7 вёрст = 7467,6 м.