Сабля, трубка, конь казацкий. Степан Кулик
руки, и я рогожным кулем валюсь на землю. Казак тут же бросается поднимать меня обратно.
– Слава тебе, Господи! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Отпустило горемыку! – восклицает радостно. – Заговорил! Слышь, Петро! Ты заговорил!
Сила и амплитуда потрясений увеличиваются в геометрической прогрессии, так что запираться и дальше опасно для здоровья.
– Я?.. – ничего умнее в усердно взбалтываемую голову не пришло. А лучший способ потянуть паузу – отвечать вопросом на вопрос.
– Нет, я… – хохотнул запорожец, наконец-то успокаиваясь. – Вот видишь, Петро, ты мне не верил. А я тебе говорил: «Господь милостив…»
Вообще-то я как раз верил. Более того – точно знал, что непременно обрету «утерянный» дар речи, но не собирался стать полноценным так скоро. Не во все еще вник, во многом не успел разобраться, а теперь не отмолчишься. Жаль. Обморок мне подкузьмил. Ну да чего уж теперь. Взялся за гуж… полезай в короб и кажи «гоп».
– Василий… – я попытался подобрать слова, способные убедить запорожца, что не брежу и умом крепок. – Погоди… Мне видение было. Вот те крест, не вру…
Что ни говорите, а всеобщее простодушие и неискушенная доверчивость средних веков имеют свои преимущества. В просвещенное третье тысячелетие мне бы в лучшем случае посоветовали температуру измерить и холодный компресс на затылок. В худшем – вызвали «неотложку». А здесь – сказал человек, что видение ему было, значит – было. Чего уж там, дело обыкновенное. Сплошь и рядом происходит. Ежедневно и регулярно. Как реклама в новостях.
– Это я понял сразу, как только ты о татарах заорал… – запорожец заботливо усадил меня под дерево, прислонил к стволу, а какая-то сердобольная молодица протянула флягу.
– Спасибо… – во рту реально пересохло, как после марафона.
Тьфу! Чуть не вытошнило. Кумыс, что ли? Ничего более отвратного в жизни пробовать не приходилось. Словно перебродившее неделю назад и «задохнувшееся» молоко, для «вкуса» еще и на нестираных портянках настаивали. Настоящая «живая» вода. Мертвого на ноги поставит.
– Как болезного корежит-то… – с сочувствием произнесла та самая молодица. – Падучая у него, что ли?..
– Уйди, ворона, – отмахнулся запорожец, – не каркай. Что именно привиделось-то, Петрусь?
– Воды… – меня опять согнуло в сухом рвотном позыве. – Ради всего святого, дайте воды…
Василий распорядился. Бабы подали. Обратно уже не ушли. Столпились вокруг, тихонько гомоня промежду собой. Ясное дело, меня жалели. Такая уж натура женская. Как бы самих жизнь ни била, а увидели страждущего и уже готовы… если не помочь, так хоть посочувствовать.
Я сделал несколько жадных глотков, слегка массируя горло, периодически покашливая и произнося отдельные звуки и слога. Словно сам себе не верил, что снова могу говорить.
– Ну? – подогнал более черствый и нетактичный Полупуд. – Хорош мычать. Рассказывай…
– Татары…
– Петро, не дури… – нетерпеливо дернул