Мы с истекшим сроком годности. Стейс Крамер
на этом этапе меня в буквальном смысле заклинило. Я сижу, не могу пошевелиться из-за тупой ноющей боли в голове, у меня началось жуткое головокружение, чувствую, что я теряю ориентацию в пространстве, но все-таки заставляю нижнюю часть тела подчиниться господствующей верхней, приподнимаюсь, дотягиваюсь одной рукой до кресла, но случайно отодвигаю его, головокружение продолжается, я ничего не соображаю пару мгновений, но затем я чувствую, как падаю на пол, оказываюсь на боку, туалет-кресло переворачивается, и все содержимое судна выливается на меня. Я начинаю кричать и реветь одновременно. От одной мысли, что я, взрослая девушка, не могу самостоятельно сходить в туалет, мне становится еще хуже. Мне казалось, что я смогу справиться, я правда надеялась на это, но теперь, лежа на полу в собственной моче, и не способная встать, я жалею, что не погибла в той аварии. Лучше бы я умерла, чем вот так существовать.
Мама с папой вбегают в ванную. Папа поднимает и сажает меня в кресло, снимает мокрую одежду и бросает в стирку. Мама вытирает пол и возвращает туалет-кресло в прежнее положение. Родители все это делают с такими невозмутимыми лицами, будто заранее знали, что все так будет.
– Почему ты упала? – спрашивает папа, вытирая мое тело мокрым полотенцем.
– Голова закружилась, – говорю я, все еще трясясь от истерики.
Когда я оказалась в своей постели, я уже успокоилась. Хотя, скорее, я притворялась, что спокойна, внутри меня все еще что-то происходило, какое-то непонятное чувство, овладевшее мной с такой силой, что аж живот начало схватывать. Наверное такое чувство испытывает человек, ощущая себя полнейшим ничтожеством.
Мама заходит в комнату.
– Я позвонила доктору Халлигану, он сказал, что головокружение вызвано энцефалопатией. Завтра к нам приедет медсестра.
– Прости меня.
– За что?
– За все это. За то, что ты, молодая, красивая женщина, обречена возиться с инвалидом.
– Ну что ты говоришь, Вирджиния?!
– Я не хочу так жить, мам.
– О, Господи. Если бы ты знала, как же больно слышать такие слова из уст родной дочери. Вирджиния, вспомни, что сказал Халлиган. Ты должна продолжать жить, инвалидность – это не приговор. Мы – твои родители, мы будем рядом с тобой всегда. Мы справимся. – Сделав минутную паузу, мама продолжает. – Я люблю тебя, Вирджиния, и если бы ты погибла в той аварии, я бы легла с тобой вместе в могилу, потому что я не смогу без тебя. Так что, я умоляю тебя, выброси все эти дурные мысли из головы, понятно?
Весь вечер я провела сидя в Интернете – на мой e-mail пришла куча писем от одноклассников и знакомых, с пожеланиями о скорейшем выздоровлении. Ну и, конечно, не обошлось без знакомой мне теперь фразы: «Сочувствую, держись». Мой скайп завопил, оказалось, это был долгожданный звонок от Лив.
– Привет!
– Привет, как ты? – спрашиваю я, разглядывая нечеткое изображение лица Лив на экране.
– Отлично. Тебя уже выписали?
– Да, первый день дома.
– Круто, наконец-то.