Эмма. Джейн Остин
времени заняться собой – он мне не раз говорил, что ему недосуг собой заняться, – и это очень прискорбно, но что поделаешь, его у нас постоянно рвут на части. Я полагаю, ни один медик нигде не имеет столь обширной практики. Впрочем, такого знающего медика больше и нет нигде.
– А миссис Перри и дети, как они? Дети очень выросли? Я так люблю мистера Перри! Надеюсь, он скоро навестит нас. Ему приятно будет увидеть моих крошек.
– Я тоже надеюсь, что он придет завтра же, мне необходимо узнать у него кое-что важное насчет себя. Но когда бы он ни пришел, душа моя, пусть непременно посмотрит горлышко у Беллы.
– О, у нее с горлом теперь обстоит настолько лучше, сэр, что я почти не вижу причин тревожиться. То ли это морские купанья сослужили добрую службу, то ли подействовали превосходные припарки, которые мы, по совету мистера Уингфилда, ставили ей с августа месяца.
– Маловероятно, душенька, чтобы ей могли пойти на пользу купанья, – а ежели б я знал, что ты ищешь состав для припарок, то поговорил бы с…
– Тобою, кажется, совсем забыты миссис и мисс Бейтс, – сказала Эмма, – я не слышала, чтобы ты хоть раз о них справилась.
– Ах да! Добрые Бейтсы – мне так стыдно, – но, впрочем, ты упоминаешь о них почти в каждом письме. Надеюсь, у них все благополучно. Милая старенькая миссис Бейтс – я непременно проведаю ее завтра, и детей возьму с собой… Они всегда так радуются, глядя на моих деток… А эта превосходная мисс Бейтс! Вот истинно достойные люди!.. Как они поживают, сэр?
– В общем, неплохо, душенька. Правда, еще месяца не прошло с тех пор, как миссис Бейтс, бедняжка, болела простудой.
– Как мне жаль ее! Но больше всего простуда свирепствовала нынешней осенью. Мистер Уингфилд говорил, что никогда на его памяти не бывало так много случаев простуды и она не протекала столь тяжело – разве что когда это был уже настоящий грипп.
– У нас было то же самое, душа моя, хотя, быть может, в меньшей степени. Перри говорит, что случаев простуды было очень много, однако не столь тяжелых, какие часто бывают в ноябре. Перри считает, что зимняя погода не так уж вредна для здоровья!
– Не очень, мистер Уингфилд, по-моему, тоже так думает, хотя…
– Ах, бедное дитя мое, беда в том, что в Лондоне всегда нездоровая погода. В Лондоне все нездоровы, иначе и быть не может. Сущее несчастье, что ты вынуждена жить там!.. В такой дали!.. И дышать этим скверным воздухом!..
– Да нет же, сэр, – у нас не скверный воздух. Наша часть Лондона не в пример лучше остальных. Лондон вообще – это одно, а мы – совсем другое, как можно смешивать. На Бранзуик-сквер и поблизости все иначе. У нас столько воздуха! Если бы речь шла о другой части Лондона, то да, мне бы, признаться, там жить не хотелось – другой, которую я нашла бы подходящей для моих детей, больше нет, – но у нас воздух замечательно чист! Мистер Уингфилд положительно считает, что в рассуждении воздуха Бранзуик-сквер и его окрестности чрезвычайно благотворны.
– Ах, душа моя, а все не то, что Хартфилд. Да, вероятно, вам могло быть и хуже