Крест и полумесяц. Кэтрин Полански
улицу, и спросил, нужно ли провести до гостиницы. Петр Евгеньевич отказался: идти было не очень далеко. Буджибба снова поклонился, сверкнул улыбкой и, уговорившись с Алимовым о времени следующей встречи, удалился.
– Хороший человек, – сказал папенька, когда проводник ушел. – Не зря его рекомендовали.
Они медленно пошли по улице, Тимофей плелся за ними, что-то бормоча себе под нос. Камердинер Алимова явно не одобрял сумасшедших хозяев, завезших его в дикую страну, где полно мошенников и безумцев, без конца хватающихся за ножи.
Злата молчала, только улыбалась: впечатлений было столько, что не осталось сил о них говорить. Может быть, вечером, за ужином, или вовсе завтра. Она ничего не купила на базаре, но девушке казалось, что она идет домой с руками, полными покупок. Что это за приобретения, что она вынесла из сегодняшней прогулки по сердцу Дамаска, Злата и сама еще не знала. Вот придет домой, развернет, и тогда, может быть, станет ясно…
Петр Евгеньевич замешкался на углу – этой дорогой они не ходили, но направление было правильным, и отец решительно свернул в совсем узкий переулок. Здесь не слишком хорошо пахло, на веревках, протянутых над улицей, сушилось разноцветное белье, но, похоже, это был кратчайший путь к гостинице. На ступеньках у одного дома сидел грязный нищий, его лицо покрывали язвы, и это было очень неприятно. Злата поспешно отвернулась. Не хотелось портить пестрый день воспоминанием о нищем с больным лицом…
Если бы она не отвернулась так, то и не заметила бы, наверное, что по переулку вслед за русскими идут трое мужчин весьма подозрительного вида. Они были одеты в черное, но не это показалось Злате угрожающим, а их движения, и то, как они держали руки на рукоятях сабель. Люди, которым совершенно нет дела до мирных путников, так себя не ведут. И точно, тут же еще трое обнаружились на пути Алимовых, и пришлось остановиться. Злата ахнула и вцепилась в рукав отца, еще слабо осознавая, что, кажется, они попали в неприятности.
Выражение лица Петра Евгеньевича почти не изменилось, только стало холоднее и отстраненнее. Один из людей в черном вышел чуть вперед, насмешливо разглядывая Алимова.
– Что вам нужно? – холодно спросил папенька по-французски, не двигаясь с места. Бандит – а Злата уже не сомневалась, что это бандит, – вздернул в усмешке верхнюю губу, как ощерившаяся собака. У него было красивое лицо с волевым подбородком и блестящие черные волосы, выбивавшиеся из-под черного тюрбана. А глаза у него были злые, очень злые, и узкая бородка придавала лицу выражение кинжала – если бы кинжал смотрел, он делал бы это именно так. Девушке стало страшно.
– Денег нужно, – сказал мужчина по-французски с ужасным акцентом, Злата даже не сразу его поняла. – Давай деньги. Иначе девушку убьем. Красавица девушка, плохо будет убивать.
– Папенька, отдайте им деньги, может, отпустят, – зашептала Злата, но отец ее, казалось, не слышал. Он сделал шаг вперед,