Собаки моей жизни (сборник). Игорь Головко
такие. Это генетический выверт. И бесполезно особо дёргаться. Зато он рождает не только преступников, но и героев.
Хотя многие её недостатки, признаю, произошли от моего неумения обращаться с собаками – это была первая МОЯ собака, – особенно с такими очень умными, тонкими, обидчивыми существами как доберманы. То, что она всё прекрасно понимала, очевидно. Когда я прекращал на чём-то настаивать, например, безрезультатно подавая команду «лежать», и отходил от неё, она вдруг правильно ложилась, насмешливо глядя мне прямо в глаза: «Вот видишь, я всё поняла. Могу, когда хочу… когда хочу… когда хочу…». И я тоже понимал её иронию.
Ещё в её щенячьем возрасте, месяцев в семь, между нами произошёл конфликт. Дома я работал за большим старым двухтумбовым письменным столом, а она любила при этом залезать в «нору» между тумбами, к батарее за моими ногами, и там спать. Вдруг, видимо во время сна, она с громким рыком бросилась на мои ноги, пытаясь укусить. А может, и куснув пару раз – сейчас я уже этого не помню. С истинным испугом отскочил в сторону, чуть не свалившись с кресла, и попытался её увещевать: «Линда! Ты что, не видишь? Это я!» Не тут-то было. Собака злобно рычала и скалила свои молодые, сверкающие молочной белизной острые зубки, среди которых особенно выделялись клыки, встречу с которыми мне хотелось бы отложить как можно на более дальнее время. Лучше навсегда. Думаю, что ей до броска приснился страшный сон: враг проник в логово. А под «рукой», то есть зубами, оказался я со своими ногами. Пришлось трусливо бежать с поля боя, так сказать, осуществить тактическое отступление, но впоследствии, превентивно, не разрешать ей залезать в «норку» во время работы.
Несть числа вещам, погрызенным ею. Ручки кресел, ножки стульев и диванов. Всё, что находилось в пределах досягаемости, у мест её дислокации, то есть лёжек. Но особенно она любила жевать мягкие предметы: кресла, диваны…. По настроению и длительности одиночества. Не брезгала и другими вещами. А ношенные тапочки и носки – это просто деликатес! Она нас приучила к дисциплине и порядку. А так как после моей женитьбы места в новой квартире ей не нашлось – первая жена имела собственную СВОЮ собаку, – то портила вещи и дисциплинировала она уже родителей. Они, конечно, мне интеллигентно ненавязчиво жаловались, а я, с юношеским максимализмом, обвинял их в буржуазном, мещанском вещизме, что, конечно же, позже пришло и ко мне, когда последующие собаки стали портить мои вещи.
Линде было не чуждо и коварство. Порой или иногда (этими словами хочу особо подчеркнуть, что «не всегда»!) она мило шла на поводке, не реагируя на приближавшегося незнакомого мужчину (с женщинами подобные действия она не допускала НИКОГДА!), но, пройдя мимо него, резко оборачивалась и тяпала зубками за руку или «тыл». Не до крови, а так, смеха ради, наверное. Намордники в то время среди собачников были не в моде. Они, конечно, теоретически существовали, и все понимали их важность для спокойной жизни внесобачьей общественности, но… А государство и не настаивало. И эта малость