Руби. Вирджиния Эндрюс
что мама умерла. И почему встреча с ним полностью стерлась из моей памяти?
Вопросы теснились в голове, словно пчелиный рой, внутренности сжимались от тревожных предчувствий. Я снова и снова сравнивала лица на фотографиях. Без сомнения, это одна и та же девочка, и эта девочка – я. Меня держит за руку человек, которого я совершенно не знаю.
Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Совершенно ни к чему, чтобы бабушка Кэтрин и ее подруги, взглянув на меня, мгновенно поняли – случилось нечто из ряда вон выходящее. Хотя, конечно, скрыть что-нибудь от проницательного взора бабушки практически невозможно. К счастью, когда я спустилась, бабушка и ее подруги были так поглощены обсуждением различных рецептов соуса равигот, что почти не обратили на меня внимания.
Наконец наши гостьи решили, что настало время расходиться по домам. Напоследок они вновь осыпали меня поздравлениями и поцелуями. Бабушка Кэтрин с гордостью наблюдала за этой сценой. Проводив гостей, мы с бабушкой вернулись в дом.
– Давно я так славно не проводила время, – призналась бабушка. – А ты, моя маленькая хозяюшка, гляди-ка, уже навела полную чистоту. Девочка ты моя дорогая, знала бы ты, как я тобой горжусь…
Бабушкины глаза, неотрывно глядевшие на меня, подозрительно прищурились. Она, конечно, утомилась от долгих разговоров, щеки ее пылали от выпитого вина, но дух бодрствовал, и восприятие было острым, как всегда. Она сразу почуяла, что в душе у меня полный сумбур.
– Что произошло, Руби? На тебе лица нет.
– Бабушка, – начала я, – ты сама послала меня наверх положить деньги в сундук.
– Да, – произнесла бабушка, тяжело перевела дыхание и прижала руку к сердцу. – Ты рылась в моих вещах?
– Ничего я не рылась. Мне просто захотелось посмотреть старые фотографии – твои, дедушки Джека, твоих родителей. А потом я увидела, что-то торчит из старой Библии, и вытащила вот это.
Я протянула бабушке фотографию неведомого Пьера и маленькой девочки.
Она взглянула на снимок с содроганием, словно то был предмет, приносящий неисчислимые беды и несчастья. Медленно взяв фотографию из моих рук, бабушка Кэтрин опустилась в кресло.
– Кто этот человек, бабушка? – настаивала я. – И эта девочка – это ведь я, верно?
Она подняла на меня исполненный печали взгляд и покачала головой:
– Нет, Руби. Это не ты.
– Но она похожа на меня как две капли воды. Вот, погляди. – Я протянула ей фотографию, на которой мне тоже было лет семь. – Одно лицо, правда?
Бабушка кивнула.
– Да, одно лицо, – признала она, глядя то на один снимок, то на другой. – Но это не ты.
– Тогда кто же это, бабушка, скажи наконец! И кто этот человек?
Бабушка явно пребывала в замешательстве. Я чувствовала, как внутри порхают сотни бабочек и крылышки их щекочут мне сердце и желудок. Из-за этой нестерпимой щекотки перехватывало дыхание.
– Когда я велела тебе положить деньги в сундук, я думать не думала,