Сын Дога. Алекс де Клемешье
ты вот сейчас совсем-совсем не смотри на меня, ладно? – взмолилась Танюша, нервно косясь на сидящего на топчане Евгения. – Я и так, наверное, ярче пионерского знамени, а тут еще и ты с немым укором…
– Я не с укором, – попытался оправдаться дозорный, – я просто не ожидал…
Девушка наконец отняла ладони от голландки, развернулась всем корпусом, всплеснула руками от досады, затараторила с горечью:
– Не ожидал он! Ну конечно, кому в голову придет, что молодым симпатичным ведуньям тоже бывает одиноко, что мы – такие же бабы, ничем не лучше и не хуже! Думаешь, мне не хочется семью завести? Да даже если и не семью – не сутками же на работе пропадать! Это ты готов не есть, не спать, с утра до ночи в кабинете сидеть да улицы патрулировать. Да и то – в кино-то с Верой захаживаешь, правда? И мне хочется… ну, чтобы и в кино не одной пойти, и по парку вдвоем прогуляться, и чтобы дома меня кто-нибудь из этих моих командировок ждал… А я ведь влюбчивая, Жень! В самом деле влюбчивая. Знаешь, как это трудно – в строгости себя держать, когда душа другого требует? Я вон даже в тебя успела влюбиться…
– Когда это? – вытаращил глаза руководитель районного отделения.
– Ой, да давно уже, – нетерпеливо отмахнулась Таня. – Ты и этого, чудак, не заметил. Ну и прошло само собою. Но не век же мне ждать да наблюдать, покуда все само собой проходить мимо меня будет?! Природа – она такая, она женского счастья требует!
Евгений призадумался. В женском счастье он абсолютно ничего не понимал. То есть, когда тебя тянет к человеку, когда ты уже влюбился, – тут все ясно. А вот так, чтоб сидеть и страдать о ком-то гипотетическом, пока еще неизвестном, но непременно прекрасном, и называть это дело ожиданием женского счастья… Нет, не понять ему этого.
– А тебя не смущает, что он – обычный человек?
– Смущает, – с готовностью согласилась Танечка. – Точнее, меня раньше это ужжжасно смущало. А потом поглядела – ты с Верой; туземец этот, друг твой Денисов, тоже с обычной женщиной живет; Крюков с Катериной. – Она в задумчивости потеребила рукав, затем решительно одернула и едва слышно произнесла: – Я тоже хочу.
– Слу-ууушай, – протянул Евгений; он и сам не помнил, у кого подцепил манеру растягивать это слово, но уже не раз замечал, как употребляет его. – Ну, если тебе мой совет нужен…
– Нет-нет-нет! – горячо заговорила Таня, мотая головой. – Я же понимаю – одинокий мужчина в таких делах плохой советчик. Ты уж прости, но если ты целый год с Верой не можешь разобраться – где уж тебе меня поучать? Ой… Это ничего ведь, что я опять про тебя с Верой, да еще и в таком ракурсе?
Евгений сник. Лихо она его на место поставила! Якобы оговорилась. Якобы случайно у нее, болтушки эдакой, вырвалось. А на самом деле?
А на самом деле Танечке было больно и стыдно – она ведь только что перед ним наизнанку выворачивалась, о самом сокровенном рассказывала в запале. Во влюбчивости своей призналась, в несуразном для девушки ее возраста и внешности одиночестве, в недавно возникшем чувстве к молодому мужчине. Теперь раскаивается, глупая.