Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…». Екатерина Павлова
из резного черного дерева, три стула, и небольшой диванчик в красной обшивке. Тихо дымился чайник на зеленой скатерти, рядом стояли пирожные в вазе. Ветер играл зелеными занавесками. Ванда разгладила старыми руками изумрудного цвета скатерть на столе, повертела чашки в руках, и стала смотреть, как я разливаю чай. Растворимый кофе Ванда не признавала, а мне пить на ночь кофе совсем не хотелось. Я наполнила чашки, и села на один из стульев.
– Да, – с придыханием произнесла она, – не думала, что он когда-то откроет этот дом снова!
– Маэстро жил здесь раньше?
– Да, очень давно. До трагедии с его женой.
Я замерла ненадолго.
– И он тоже, – подумала про себя. – С его женой что-то случилось?
– Она умерла очень давно, – ответила Ванда.
– Она болела? – после недолгой паузы произнесла я.
– Нет, это произошло внезапно, – ответила сидевшая напротив женщина и нахмурилась.
– Он, наверно, очень переживал.
– Да, сильно, – снова вздохнула она. – Он до сих пор живет отшельником. У него есть только я да его живопись.
– Печально, – произнесла я и отпила из чашки.
– Твой муж, я слышала, тоже умер, – ее глаза смотрела на меня в упор словно два черных угля.
– Да, – я сглотнула.
– Вы официально были женаты, с документами?
– Разумеется.
– А они – нет. Жили во грехе, – с осуждением продолжила Ванда. – Она еще ему позировала всегда… голой – произнесла женщина последнее, перейдя на шепот. – За то и поплатилась, – и перекрестилась.
– Поплатилась? – недоуменно повторила я, пытаясь сдержать улыбку.
– Ну, она не совсем умерла. Руки на себя наложила, – после недолгой паузы, еще сильнее приглушив голос, произнесла Ванда.
– О Боже!
– Взяла нож, залезла в ванну и… – она помолчала, поглядывая в кружку. – Никогда не забуду, ведь это я ее нашла. Лежала бледная, в красной воде, и волосы ее тоже отливали краснотой.
– Как это? – удивилась я.
– Ну, она была брюнеткой, но при определенном свете они у нее всегда отливали красным, – ответила женщина, поглаживая себя по плечу рукой, словно пытаясь унять мурашки от нахлынувших воспоминаний.
– Сколько ей было?
– Лет тридцать, совсем молодая, красивая… Все этот дом, – с придыханием добавила женщина.
– Дом?
– Это он свел ее с ума.
– Дом свел ее с ума? – я подавила улыбку.
Она пожала плечами, помявшись.
– У него плохая репутация.
– Я думала, что в Венеции в каждом доме есть свое приведение. Вы уже не удивляетесь.
– Да! Но в этом доме жили самоубийцы. Я говорила маэстро, что ее надо увезти отсюда, а он не слушал. Все списывал на ее нервозность из-за того, что он не хотел оформлять брак.
– Может, она поэтому и покончила с собой?
– Может, – пожала Ванда снова плечами, не признавая правдивости этих слов. –