Наследие противоречий. Истоки русского экономического характера. Никита Кричевский
взят с поличным. – Н.К.). Это было древнее установление, основанное на взаимном поручительстве членов родовой общины, но которое теперь превратилось в доходную статью: кормленщик имел право на известный доход с убитого тела, и если он не мог взять его с убийцы, то взыскивал деньги с общины, в округе которой найдено было тело”16.
Вот как иллюстрировал средневековую российскую судебную систему австрийский дипломат барон Сигизмунд фон Герберштейн, побывавший в Москве в 1517 и 1526 гг.: “Хотя государь очень строг, тем не менее, всякое правосудие продажно, причем почти открыто. Я слышал, как некий советник, начальствовавший над судами, был уличен в том, что он в одном деле взял дары и с той, и с другой стороны и решил в пользу того, кто дал больше. Этого поступка он не отрицал и перед государем, объяснив, что тот, в чью пользу он решил, человек богатый, с высоким положением, а потому более достоин доверия, чем другой, бедный и презренный. В конце концов государь хотя и отменил приговор, но только посмеялся и отпустил советника, не наказав его. Возможно, причиной столь сильного корыстолюбия и бесчестности является сама бедность, и государь, зная, что его подданные угнетены ею, закрывает глаза на их проступки и бесчестье как на не подлежащие наказанию. У бедняков нет доступа к государю, а только к его советникам, да и то с большим трудом”17.
Российское судопроизводство и поныне многими воспринимается как способ получения стабильного коррупционного дохода – ментальные корни уходят в давние века. Более того, в среде организованной преступности неформальный третейский судья, руководствуясь неписаным воровским уставом, по-прежнему имеет право потребовать определенный процент от спорных активов двух несогласных с позициями друг друга сторон. Как в который уже раз выясняется, институциональная живучесть не тождественна институциональной доброкачественности.
Выше упоминались источники происхождения российского непотизма. Дополним сословную ветвь собственнической. Как писал Стефан Хедлунд, “как только большевики подавили денежное обращение, они вернулись к старой системе вознаграждения своих служащих при помощи кормления и поместья, принятой еще в Московии (в “доромановский” период. – Н.К.). Местным партийным начальникам позволялось набивать карманы примерно так же, как кормленщикам старых времен. Служилые высокого уровня в новом служилом государстве превратились в современных помещиков, которым предлагалось ограниченное использование различной государственной собственности; примерно на таких же условиях владели землей бояре и даже монастыри в Московии. То, как военным начальникам было позволено использовать рекрутов в качестве бесплатной рабочей силы, иногда отдавая их работать на предприятия, которым не хватало рабочих рук, также напоминало старую систему приписных крестьян”18. Люди, конечно же, были недовольны столь одиозной государственной системой, но недовольство их было своеобразным и основывалось