Аскольдова могила. Михаил Загоскин
как же? Ведь он наш государь.
– И вы не просите вашего бога сгубить Владимира?
– Сгубить Владимира? Да разве можно его просить об этом?.. Наш Бог спасает людей, а губит их враг божий – дьявол, – да за то-то мы и должны его ненавидеть.
– Но что ж делаете вы, когда собираетесь по ночам на развалинах вашего храма?
– Мы поем славу Божью, молимся Искупителю, величаем матерь его, Пресвятую и Пречистую Деву.
– И вы ничего другого не делаете?.. Вы не упиваетесь кровью невинных младенцев?
– Ах, что ты говоришь, Всеслав! – прервала с ужасом девушка. – Да простит Господь Бог твое прегрешение! Разве мы дикие звери?
– Итак, все, что я слышал об ужасных обрядах веры вашей, несправедливо? – вскричал Всеслав. – О, как облегчила ты мое сердце! Я могу любить тебя, не оскорбляя моей совести, могу назвать отца твоего моим отцом и благословлять вместе с ним имя Владимира!
– Как, – вскричала с радостью Надежда, – ты хочешь назвать батюшку отцом своим? Так ты желаешь сделаться христианином?
– Христианином?.. – повторил с невольным содроганием Всеслав.
– А как же? Все христиане называют его отцом своим. Ведь батюшка мой, – прибавила она вполголоса, – иерей.
– Иерей?
– Да, да! Он рукоположен в Византии, и если ты хочешь назвать его отцом, то должен сделаться христианином.
– Нет, Надежда, я не хочу тебя обманывать, – сказал Всеслав, – если все неправда, что рассказывали мне о христианах, то и тогда я не могу быть твоим единоверцем! Сколько раз я слышал от Рохдая, Светорада, от мудрого Добрыни, от всех витязей княжеских, что вера христианская не может быть верою храбрых воинов; что Ольгу как слабую жену могли обольстить в Византии, но что сын ее, неустрашимый Святослав, ненавидел христиан, а внук, наш Владимир великий князь, презирает их.
– Итак, ты хочешь остаться язычником? – сказала печально девушка.
– Да знаю ли я сам, чего хочу! – вскричал с горестью Всеслав. – Мне противно служение богам нашим, я горю желанием узнать истинного бога, но чему должен я верить?.. Когда в первый раз я увидел тебя на могиле твоей матери… ты молилась, Надежда… Тогда, о, тогда как будто бы густое облако спало с очей моих! «Вот она!» – раздался в душе моей тайный, могучий голос. «Вот та, о которой тосковало твое земное сердце! Молись вместе с нею, и ты узнаешь того, о ком тоскует бессмертная душа твоя!» Но ты скрылась от глаз моих, и вместе с тобою исчезло все; тот же непроницаемый мрак охватил снова и обдал хладом мою душу. Ах, я походил на горького слепца, который прозрел на одно мгновение, увидел свои родные поля, усеянные цветами; взглянул на широкий Днепр, на ясное солнышко, на всю красу и славу поднебесную – и снова погрузился в вечный мрак. Сегодня ты не убегала меня, твой ласковый взгляд, твои приветливые речи – все, даже твое имя, наполнило мою душу каким-то радостным ожиданием. «Она просветит мой разум, – думал я. – Ее Бог будет моим Богом…» Но ты христианка, – прибавил Всеслав, покачав печально головою, – ты служишь Богу, коему поклоняются коварные