Итальянский след. Виктор Пронин
каменными плитами помещении. Плиты служили подставкой для трупов, сделаны были с выемкой, чтобы не вытекало на пол все, что обычно вытекает при вскрытии. Он с интересом, увлеченно и азартно разговаривал с убийцами, насильниками, маньяками – они, несмотря ни на что, были живыми людьми со своими желаниями, надеждами, страстями. В морге же он видел лишь бессловесных мертвецов, облик которых выражал только одно: укор. Молчаливый, неназойливый укор.
Весна бурлила, солнце полыхало в полнеба, бликующие ручьи набирали силу, женщины обнажали шеи и коленки, а Пафнутьев вроде и видел все это, но в то же время проникнуться и насладиться торжеством оживающей природы не мог. Он даже становился меньше ростом, заранее съеживаясь от впечатлений, которые его ожидали.
Но шел. А куда деваться? Надо.
– Здравствуйте! – сказал он нарочито громко, голосом стараясь разрушить, взломать эту мертвенную тишину. Он произнес приветствие, едва открыв дверь в фанерный кабинетик, выкрашенный голубоватой масляной краской.
Патологоанатом поднял голову, поправил на носу толстые зеленоватого, чуть ли не бутылочного стекла очки, за которыми плавали глаза, напоминающие каких-то живых существ.
– А, – личико анатома сморщилось в гримасе, отдаленно напоминающей улыбку. – Рад приветствовать. Что хорошего в нашей быстротекущей жизни?
– Течет, – Пафнутьев развел руками.
– Течет или вытекает? – уточнил человечек в белом халате и с жилистыми натруженными руками.
– Вопрос, конечно, интересный, – озадаченно протянул Пафнутьев, изумляясь неожиданному повороту мысли собеседника. – Действительно, ведь жизнь может и вытекать!
– И как! – подхватил анатом. – Иногда мне кажется, что она только этим и занимается.
– Кто?
– Жизнь. Ведь мы с вами говорим о жизни. – Зеленоватые существа за толстыми стеклами очков остановились, замерли, рассматривая Пафнутьева не то с интересом, не то с настороженностью. Впрочем, настороженность – это тоже интерес.
– Ах да, я и забыл, – смутился Пафнутьев. – Заведение у вас своеобразное, поэтому, направляясь сюда, я уже как бы готовлюсь говорить только о смерти. Простите, конечно, за бестолковость. Со мной бывает.
– Смерть – это разновидность жизни, ее продолжение, логическое, разумное, необходимое завершение. Поэтому никакой бестолковости в ваших словах я не уловил. В них мудрость и понимание сути вещей. Но в то же время смерть есть тайна великая и непознаваемая.
– Да, наверное. – Пафнутьев уже прикидывал, как бы ему незаметнее перейти к делу. – Где-то я уже слышал эти слова.
– Возможно, от меня и слышали?
– Не исключено. Цель моего появления здесь… – Пафнутьев замялся, но его собеседник все понял и охотно подхватил его робкий намек:
– Понимаю, вы интересуетесь этой слегка подпорченной девушкой. Я вас понимаю, девушка интересная. Но тело слишком долго находилось в неподобающих для его состояния условиях.
– Да-а-а? – протянул Пафнутьев,