Итальянский след. Виктор Пронин
решилась.
– Видимо, – сказал Худолей.
Тут же, не выходя из комнаты, Пафнутьев позвонил в свою контору и вызвал эксперта, фотографа, санитаров с носилками и прочими приспособлениями.
Участковый со слесарем, не выдержав зрелища и запаха, тихонько пятясь, как бы извиняясь, что оставляют Пафнутьева с Худолеем в столь неприятном месте, вышли из квартиры, спустились по лестнице, не решаясь даже вызвать лифт, словно грохот железной кабины осквернял скорбную тишину. Выглянув в окно, Пафнутьев увидел, что оба они сидели недалеко от подъезда на скамейке и, похоже, прекрасно себя чувствовали на свежем весеннем ветре, выталкивая из себя зловонный воздух, которым пропитались, пока находились в квартире.
Пафнутьев с Худолеем тоже вышли во двор и в ожидании опергруппы расположились на соседней скамейке.
– Прекрасная погода, не правда ли? – преувеличенно громко спросил Пафнутьев, сознательно нарушая печальное молчание.
– Да, что-то есть, – согласился участковый, маясь от необходимости отвечать.
– В прошлом году весна была поздняя, в это время еще снег лежал, – продолжал Пафнутьев. – А в этом году снега уже нет, похоже, и не будет.
– Скорее всего. – Участковый был растерян и даже, кажется, оскорблен столь пустым словоблудием.
– Весна нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь, – продолжал Пафнутьев. – И каждый вечер сразу станет вдруг удивительно хорош.
– Пойду к себе загляну. – Участковый поднялся и, не выдержав истязания начальственным куражом, прямо по лужам зашагал к соседнему дому.
Пафнутьев и Худолей проводили его взглядами. Похоже, участкового они и не видели, они все еще находились в комнате на третьем этаже, где лежала распластавшись девушка с темными волосами, раскрытыми глазами и трупными пятнами. Когда Пафнутьев говорил о весне, которая нечаянно может нагрянуть в самый неподходящий момент, о прошлогоднем снеге и удивительно хорошем вечере, Худолей его прекрасно понимал – Пафнутьев не слышал своих слов, они просто вытекали из него неосознанно, как вода из сломанного крана.
– Она нездешняя, – произнес наконец Пафнутьев.
– Кто? – Худолей нехотя повернул голову.
– Она, – Пафнутьев показал взглядом на окна третьего этажа. – С Украины или из Молдавии. Скорее, с Украины. Молдаванки другие.
– С чего ты взял?
– Из какого-нибудь промышленного пригорода… Донецк, Запорожье, Днепропетровск…
– Павел Николаевич! – В голосе Худолея послышались живые нотки.
– У нее длинные ногти с серебристым отливом. Такие бывают у людей, которые ведут светский образ жизни. И при таких изысканных ногтях – натруженные руки. И пятки.
– Что пятки?
– Деревенские. Не успела еще отпарить, отскоблить, отдраить. На Украине такие пятки называют порепанными. Впрочем, не исключено, что она из какого-нибудь маленького городка. Жила на земле, ходила с ведрами за водой, весной сажала картошку, а осенью собирала урожай.
– Это все можно сказать по ее