Kleliae manuscriptum. Исповедь дочери патриция. Владилен Елеонский
очень понравилось, он ласково трогал моё ухо своими бархатными губами, словно целовал, и требовал ещё. Я, конечно, собрала бы и снова дала ему лакомство, однако в имении начались неприятности.
Удивительно, но сенатор, в самом деле, проявил участие в моей судьбе, он очень быстро навёл все необходимые справки.
– Дезертиры казнены по приговору сената и инициативе Камилла, Клелия.
– О, боги!
– Однако не спеши рвать на себе волосы. Твоего Марка нет в списке казнённых лиц!
– Как такое может быть?
– Поговаривают, что он сбежал, и его ищут, однако пока безрезультатно.
Как я ни пытала сенатора, больше ничего от него не добилась. Похоже, что он, в самом деле, сказал лишь то, что знал. По крайней мере, у меня оставалась слабая надежда на то, что мой дорогой Марк жив!
По отношению ко мне сенатор вёл себя хорошо, я не заметила никаких странностей. Зато пышная повариха Сильвия бесновалась и третировала Носа, который к тому моменту окончательно поднялся на ноги после жестокой экзекуции, которую ему устроил сенатор.
Кое-кто из слуг шепнул мне причину бешенства поварихи. Оказывается, после кончины своей жены сенатор довольно долго сожительствовал с Сильвией, и от этой связи родилась Глория, к которой сенатор воспылал какой-то странной […]
[…] даже рассматривал сенат, и сенатор клятвенно заверил, что ничего предосудительного в его эстетическом влечении к Глории нет, он любуется ею так, как скульптор любуется своей удачно вылепленной скульптурой.
В конце концов, сенаторы поверили своему собрату и прекратили дело. Если бы они знали, что сравнение Глории со скульптурой вовсе не было данью красному словцу!
В зимнем саду сенатора бил мраморный фонтан. Юная камена, больше похожая на девочку-подростка, нежели на взрослую девушку, была искусно вылеплена из гипса.
Она стояла на краю огромной чаши и держала в руках кувшин, из которого, повинуясь напору и весело журча, лилась колодезная вода. Её накачивали в резервуар, оборудованный на крыше имения при помощи хитроумного этрусского приспособления, которое приводили в действие два ослика, – целыми днями они бродили вокруг столба по кругу и вращали огромное деревянное колесо насоса.
Как-то раз служанки шепнули мне, что камена вовсе не скульптурная.
– А какая, настоящая? – не подозревая ничего ужасного, с иронией сказала я.
Шутку не восприняли. Оказалось, что в роли камены стоит щедро обсыпанная мелом обнажённая Глория. Кувшин намертво закреплён на своём месте, Глории остаётся лишь поддерживать его руками, но от этого вряд ли девочке легче.
Её ноги стянуты кандалами, а кандалы вбиты в мрамор фонтана. Лишь ночью кандалы расстёгивали и позволяли девочке сойти с пьедестала, чтобы напиться, перекусить и немного передохнуть, однако задолго до восхода солнца Глория обязана была вновь застыть на своём жутком