А вот ещё случай был… Занимательные истории. Александр Филиппов
в особой, я бы сказал, отеческой заботе. Поэтому мы приехали не с пустыми руками. – Клифт обернулся к своей многочисленной свите, – что же вы медлите? Несите подарки!
Баянист, чётко уловив момент, опять врезал свадебный марш, вспугнув грачей, с гвалтом слетевших разом с высоченных, как небоскрёбы, тополей во дворе, заметавшихся чёрными точками по белесому небу, и осыпавших гостей едкими, как известь, каплями помёта.
Глава района, брезгливо смахнув белоснежным платком серую кляксу с лацкана пиджака, обернулся к заведующей, растянув губы в улыбке:
– Ну что ж, Елизавета, приглашай дорогих гостей в дом!
11
Внутри здания бросалась в глаза чистенькая, примазанная свежей масляной краской, осветлённая побелкой, но всё-таки неистребимая до конца сиротская бедность. Она проглядывала предательски – то в стоптанных вкривь и вкось детских ботиночках в раздевалке, в латках на простынях застеленных ровно кроваток, в затёртых, истрёпанных до бумажной бахромы по краям, сшитых заново толстыми суровыми нитками, подклеенных книжках на полках библиотеки, слышалась в скрипнувшей некстати подгнившей половице под истёртым линолеумом.
Детишки – человек тридцать, чинно сидели на низких скамеечках в «игровой комнате», как пояснила заведующая, отличающейся от прочих обилием игрушек, акварельных рисунков по стенам, и толстым, с белесыми проплешинами, ковром на полу.
Увидев взрослых, ввалившихся гурьбой в «игровую», занявших собой едва ли не всё пространство, дети сжались на своих скамеечках, тараща глазёнки – нет, не испуганные, скорее смущённые от обилия незнакомых лиц. А потом, вспомнив наставления, или повинуясь неприметному знаку воспитателя, протянули вразнобой:
– Здра-а-вствуй-те-е…
У Клифта, отродясь не считавшего себя сентиментальным, сердце вдруг болезненно сжалось. Полыхнули ярко, как фотовспышка, собственные воспоминания. Детский дом, похожий на этот, нет, не архитектурой, тот был городской, каменный, и от того ещё более холодный, а пронзительной, сиротской бесприютностью и тоской, будто намертво въевшейся в стены подобных богоугодных заведений. А ещё чувством неприкаянности, которую не могли вытравить ни ласковые нянечки, ни добрые воспитатели, хотя их, добрых да ласковых, на всех сирот всё равно не хватало. И эта сиротская тоска и неприкаянность сопровождали Клифта всю жизнь…
Ему вдруг потребовалось промокнуть украдкой повлажневшие уголки глаз, и что бы пресечь воспоминания, он произнёс громко, дрогнувшим-таки предательски голосом:
– Здравствуйте, ребятишки!
Полудурошный гармонист опять растянул меха с переливом, окончательно отсекая Клифта от прошлого, и он продолжил деловито и бодро:
– Я, хотя и не Дед Мороз, а подарки вам принёс…
И тут же засуетилась свита, открывая пакеты, коробки:
– А вот