Седая нить. Владимир Алейников
ты там поселился?
– Ненадолго. Живу там – временно.
– У кого же?
– Да у Наума.
– Подражанского?
– Разумеется.
– Значит, это его чердак?
– Да.
– А где же Наум?
– У родителей.
– Значит, он тебе отдал чердак для жилья, а сам – у родителей?
– Совершенно верно. Всё – так.
– Благородный поступок.
– Верно.
– Да ещё – в такую жару.
– И в жаре этой – надо жить.
– Да ещё и чердачной жизнью.
– И чердачной жизнью, и уличной.
– Городской.
– И богемной.
– Бурной?
– Будто сам ты не знаешь, какой!
– Знаю. Бурной. Богемной. Жаркой. Городской.
– А ещё и чердачной.
– То есть – питерской.
– То есть – нашей. Той, к которой мы все привыкли.
– Отвыкать уже поздно.
– Поздно.
– Ну а может, ещё отвыкнем?
– Сомневаюсь. Во всяком случае, даже если это возможно, то не сразу, не прямо сейчас, а когда-нибудь позже, потом.
– Я с тобой совершенно согласен.
Сказав это, Сергей с залитого слепящим светом тротуара направился в тень арочки. Ему, здоровенному, хоть и одет он был в старые летние брюки да в рубашку с короткими рукавами, с расстёгнутым воротом, при такой-то жаре приходилось несладко. Масса всё-таки сказывалась. А в тени, уж какая ни есть она, пусть даже призрачная, условная, почти воображаемая, – попрохладнее. В тени можно было перевести дух. Постоять немного. Подышать.
Я подошёл к нему – и заметил, что Довлатов, хотя и сдерживается, но явно мается.
– Похмелье у тебя? – спросил я.
– Увы! – грустно ответил Сергей.
– Пива-то хоть выпил с утра?
– Четыре кружки. Не помогло. Тут водка нужна. Сам знаешь – лечить подобное подобным. Ну и так далее.
– Водка в жару – тяжеловатое питьё, – сказал я.
– Зато надёжное. Проверенное средство. Для меня, если конкретнее.
– Может быть, что-нибудь придумаем?
– Надо бы придумать. Что касается меня, то я был бы просто счастлив. На время, разумеется. На некоторое. Пусть даже и на короткое время. Но зато, совершенно точно, что в пределах этого времени, пусть даже оно окажется намного короче воробьиного носа, я чувствовал бы себя счастливым человеком, – с некоторым подъёмом сказал Довлатов. – Перестала бы, например, болеть голова. Сердце бы не давило. На мир, вот на этот мир, окружающий нас, душный, жаркий, хотя и родной, питерский, но всё-таки сумрачный какой-то в состоянии похмелья, можно было бы, слегка просветлев после водки, смотреть другими глазами. Можно было бы – жить дальше. И поэтому водка – нужна.
В это время в нашу тенистую арочку донёсся характерный стук палки по разогретому асфальту тротуара.
И через несколько секунд в проёме арочки перед нами возникла слегка изогнутая фигура привычно опирающегося на свою тяжёлую и прочную палку питерского поэта Вити Кривулина.
Увидев