ВПЗР: Великие писатели Земли Русской. Игорь Свинаренко
об этом фильме. Это явилось для меня откровением – насколько этот персонаж живой для нации! И сколько боли с ним связано! Меня это порадовало. Если есть боль и сопереживание истории, то, значит, она не забыта и из случившегося сделаны какие-то выводы. Я хочу сказать, что после нашего «Молоха» хлынули фильмы о Гитлере. Была сделана немцами прекрасная картина, которая у нас в прокате называется «Бункер».
– Советуете посмотреть?
– Да. Это очень приличная картина. На только отзвучавшем Московском фестивале была показана комедия о Гитлере. Была еще американская картина о юности Гитлера. Я думаю, что отчасти в этом наша заслуга. После десятилетий молчания все-таки мы сделали картину, замеченную на Каннском фестивале. Это что касается немцев и Гитлера. В Японии, я слышал, тоже есть какая-то обида, но подробностей не знаю. Про это лучше спрашивать Сокурова, он в Японии свой человек, много раз там бывал и знает хорошо японскую культуру.
– Насчет Гитлера: уважаемый автор Норман Мейлер написал про Гитлера книжку. Я на нее накинулся, автор-то сильный, – а там какая-то лажа: типа дьявол отслеживает эмбрионы предков Гитлера, идет жесткий наследственный инцест… Просто бразильский сериал какой-то, только наоборот.
– Я думаю, что для русской традиции показ зла не требует показа инцеста. Потому что у нас все зло – в подпольном человеке, который сидит где-то на чердаке или в подвальном этаже и задается вопросом: человечеству ли исчезнуть – или мне сегодня чайку не попить? И он решает, что лучше ему чайку попить, а человечество пусть погибает.
– Тем более в русской деревне глава семьи часто покрывал снох. Инцест – нешто это страшно?
– Нам не надо романтического антуража в понимании зла, потому что у нас – традиция Достоевского.
– Вот вы сняли кино про немецкий фашизм. А про русский что скажете?
– У нас в национальных чертах характера есть национальная кичливость.
– Есть, есть.
– Но национальная кичливость есть и у других наций. Важно, чтоб она рационализовалась в каких-то приемлемых формах, чтоб это была не кичливость, а патриотизм, зрячий патриотизм, – это когда люди знают свою историю, знают падения нации, знают взлеты нации, видят какую-то перспективу у страны.
– Вы как-то слишком многого требуете…
– Не знаю, слишком ли многого. Американцы ведь тоже кичливы. Не знаю, что с ними будет дальше, но смогли же сделать этот плавильный котел для культур. Они остаются одной из ведущих наций.
– Теперь у них Ирак. Нет бы извиниться и уйти оттуда, так нет!
– Думаю, с Ираком – это издержки демократии. Как говорил, по-моему, Бердяев, это надо, конечно, уточнить (пусть читатель сам уточняет, если ему надо, пусть он лично проследит за ходом арабовской мысли. – И. С.), он, кажется, кого-то процитировал: «Демократия – это очень плохо, но ничего лучшего пока не придумано». Я думаю, что просто американцам очень сильно не повезло с двумя-тремя последними президентами. Тем не менее они сотнями тысяч