ВПЗР: Великие писатели Земли Русской. Игорь Свинаренко
разбираю свою жизнь… И всякие возможности, использованные и упущенные. Если б я совершил какие-то другие поступки, что бы было? Неизвестно… Вот в 1979 году вышел альманах «Метрополь», где я был одним из двадцати трех участников (там были два моих рассказа).
– Я вчера видел одного из участников, Виктора Ерофеева.
– Там еще были Аксёнов, Вознесенский, Высоцкий, Попов, Ахмадулина, Розовский… Когда мне предложили поучаствовать, то я с удовольствием согласился – еще бы, в такой компании… А потом начался такой скандал! Видно, он для чего-то понадобился. Нас предлагали выгнать из России и все такое. Но через год все кончилось.
– А, к Олимпиаде-80.
– Наверно. Так вот, вскоре после выхода альманаха меня вызвали на Лубянку и неназойливо предложили посотрудничать.
– Вы, само собой, отказались. И как, в каких терминах?
– Термины были простые. Когда меня вызвали, стали говорить: «Мы вас знаем, вы патриот. В ЦДЛ часто бываете, вокруг вас интересные люди, интересно было бы знать их мнение о разном». Я сказал, что люди эти пьющие, интереса не представляют, мы болтаем в основном о шахматах (а я был председателем секции шахматистов Союза писателей). А почему, спрашивают, вы за границу не ездите?
– Да, в самом деле!
– Ну, это я знал. В марте 1963 года, накануне десятилетия со дня смерти Сталина, какие-то люди позвонили моему другу Васе Аксёнову и сказали, что на Красной площади будет митинг по случаю такого юбилея. И вот мы, Васины друзья в количестве девяти человек, поперлись на Красную площадь. А там никакого митинга. Но народ толпится. Мы стоим, а какие-то люди ходят и фотографируют нас прямо в упор. Мы посмотрели на смену караула у Мавзолея в 18.00 и отправились в ГУМ; среди нас была одна латвийская поэтесса, она хотела дочке что-то купить. Когда мы подошли к ГУМу, нас окружили подтянутые молодые люди и попросили пройти в отделение милиции. Там нас держали до одиннадцати вечера, а потом отвезли на улицу Горького, в дом напротив «Арагви», где сейчас книжный. На самом верхнем этаже там большой зал, где нас, задержанных, собралось человек сорок. Еще подержали и стали вызывать по одному. Меня – последнего. Сидит человек явно комсомольского типа и говорит: «Вы стали жертвой провокации, от которой мы решили вас оградить. Возможно, это была ошибка, что мы вас задержали, но это была, – сказал он, – святая ошибка!» Месяца через два после этого одна знакомая, у которой был роман с полковником ГБ, передала мне, что я теперь невыездной.
– А куда в те времена ездили?
– Никуда.
– А, то есть вы никуда не ездили, не ездили, и вдруг стали невыездным.
– Ну не совсем уж невыездным. Я ездил в Болгарию – в Габрово, на юморины. И еще Борис Николаевич Полевой, главный редактор журнала «Юность», пробил мне командировку в сражающийся Вьетнам.
– И вы что, оттуда юморески слали?
– Какие юморески? Я был корреспондентом «Юности».
– А, понятно, вы обличали американскую военщину. Мы, кстати, ту войну тоже не поддержали – так же как позже и вторжение