В садах Эдема. Владимир Данчук
мои укоризны с непроницаемым видом отвечает уклончиво:
– Ну, что ж… такие уж мы грешные… Жизнь заставляет…
И только когда он стал петь свои волшебные песни, мы узнали в нашем столичном госте прежнего романтика и певца «русского лиризма»: Пушкин, Жуковский, Дельвиг, Баратынский… Не раз влажнели глаза у Олечки от тихого восторга.
Вчера утром он уехал на свой слёт.
Из сегодняшнего Апостола: «…яко скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство ж упование, упование же не посрамит…»
Изрядно похолодало: ночью шёл дождь, а утром поднялся упорный ветер с севера. И всё же перед обедом мы вышли погулять – Лиза в комбинезоне, Оля в плаще, а я в курточке (ну, лето!)…
На улице Лизанька говорила не переставая. Гул машин и свист ветра мешали мне слушать её прихотливые реплики, я устал наклоняться и вслушиваться, перестал переспрашивать и отвечать – Лизанька не унималась. Изредка долетали до меня обрывки странных фраз:
– Б’истящая… очинь г’омко… паком бисько…
Оля завернула в булочную; мы зашли следом, и, переваливаясь через порог, Лиза громко оповестила:
– Х’ебный магазин!..
Дома. Купили для Лизы красной смородины. Оля помыла ягодки, поставила перед нею на стол (теперь Лизанька сидит за столом не на словарях, а на перевёрнутом горшочке).
– Какие к’асивые! – восхитилась маленькая девочка. – А я не замичала…
Попробовала:
– У-у, какие вкусьнии!.. Поегем (поедем) в дивеню, а?
Бежит ко мне из кухни:
– Отесинька! Отесинька!
– Ну? Что? – важно отрываюсь я от дел.
– А кы поегишь (поедешь) с нами к девочке Сене?
– Отчего же? Поеду, если вы меня возьмёте.
– Вазьмём!.. маминьку вазьмём, кибя вазьмём, лахадку (лошадку) вазьмём и – поскачим по небу!
Крутнулась на одной ножке и, убегая уже:
– А мы с маминькою смеяться бугим!..
Слышу, на кухне радостно спрашивает у Оли:
– А смехно по небу скакать?
И бежит ко мне с этим же вопросом.
– Высоко и страшно, – шёпотом отвечаю я.
Убегает, и я слышу:
– А отесинька сказай, шко высоко и ск’ашно…
– Зато весело, – подсказывает маминька. Ей не нравится пугать маленькую девочку. И, прибежав, Лизанька с удовольствием, подпрыгивая, сообщает мне этот ответ. Я киваю, соглашаюсь и принимаюсь записывать эту сценку. Лиза подбегает к окну и кричит восторженно:
– Ах, какие свеклые облака плывук!.. Видихъ?
И я вспоминаю, как часто она поражённо останавливается на улице:
– А я виху, как облака плывук!..
Идём с Лизой за молоком. Лизанька воробушком подпрыгивает рядом, держится за бидон. Вот, на ходу заглядывая мне в лицо, спрашивает:
– А хочишь, я кибе шко-ко аскаху? (расскажу)
– Расскажи, душа моя.
– Вок… – говорит она таинственно. – Койко (только) кы никаму ни аскахывай (не рассказы вай)… Вок. У девочки Сены есь такая