Сложнее, чем кажется. Ян Рубенс
моя работа будет неэффективна.
– Оригинально.
– Стандартно.
– А вы вообще хотите у меня работать? Или вам все равно?
– Мне не все равно. И никогда не было все равно – у кого работать. И у вас я работать хочу.
– И… почему?
– Потому что люблю свою работу. И потому что хочу работать у того, кто мою работу оценит.
– А те, у кого вы работали раньше, не ценили ее?
– Ценили. Но исключительно деньгами.
– А что еще вам нужно?
– Благодарность. Уважение. Я сохраняю людям жизнь. И делаю это хорошо.
– А откуда вы знаете, что я окажусь благодарным? Что оценю вашу работу?
– Я вижу.
– Что именно?
– Что вы – не робот, – и уголок его губ снова приподнялся, но уже чуть выше.
Волкодав. Образы стремительно ложились на воображаемый холст. И волкодав преображался в сотни разных сущностей и знаков. В голове проносились вспышки цветов. Синий, темно-зеленый, фиолетовый, синий темный, ярко-оранжевый, фуксия, насыщенный алый, синий темный, сиреневый, бордовый… синий темный. Да, все-таки синий темный. И мышиный серый. Неясный, загадочный и глубокий серый. Мудрый серый. И синий темный. Полетели фигуры…. Круг, многогранник, пирамида, куб, треугольник, квадрат, пирамида, цилиндр… пирамида. И остроносый, остроухий… волкодав?
– Анубис! – Вскрикнул Ян.
– Простите? – дежурно уточнил Анубис.
– Да нет, ничего… Просто я, кажется, нашел образ… А мы с вами говорили… о чем?
– Это было давно.
– В смысле? Простите, я не следил за часами.
– Девятнадцать минут назад я произнес последнюю фразу.
– Девятнадцать минут назад?..
– Да.
– А что я делал эти девятнадцать минут?
– Думали.
Неестественно светлые, почти прозрачные серые глаза. Даже страшно. Но очень открытое лицо. Да… этот положит свою жизнь рядом с моей… значит, вот такой у меня будет… Дневник-Анубис…
– Хотите меня испытать? – спросил Анубис.
– Нет… Да и не умею этого делать… Что вам нужно, чтобы приступить к работе?
– Я уже приступил.
Через месяц Артур взял еще троих в ближнюю охрану. Двое посменно дежурили в трехкомнатной квартире, на пол-этажа ниже пентхауса. Там же обитали домработница и повар.
К двадцати четырем годам Рубенс стал недоступен для «простых смертных».
Карандашный портрет
Отец Дениса в школу позвонил…
Жуковских вызывали к директору. Состоялся педсовет, где присутствовали почти все учителя. Разбирали аморальное поведение мальчиков, каждый высказал свое мнение. Собравшиеся жарко спорили о возможных мерах влияния и перевоспитания. Жуковский прерывал их жестко и грубо, а сорокалетние тетки наперебой рвались посетить Рубенса на дому, и в глазах их при этом мелькала какая-то извращенная плотоядность, что-то до того мерзкое, что Жуковский невольно плюнул на пол…
Что вы себе позволяете?! Мы искренне хотим помочь мальчику! Но вы, кажется, этого не хотите… вы знаете,