Жезл силы. Дмитрий Захаров
острие из раны, Щипач мужественно стерпел, только скрипел зубами, и тихонько ругался. Рана была не опасна, артерии не задеты, лучник бил издалека, или скверно натянул тетиву. Наконечник повредил мягкие ткани. Этериец достал из сумки бальзам, полил ранку, перетянул ногу лоскутом ткани.
– Кто стрелял?
– Не чую… – горбун припал к фляге, и жадно лакал воду. – Кость ему в горло!
Ратмир внимательно осмотрел стрелу. Сомнения отпали, его хозяйство. Та самая, что оборонил возле ручья, засмотревшись на жабу. Вот и не верь после такого в приметы! Жаба была огромной, пол локтя роста, и веса почти пуд. Круглые глаза навыкате сверлили беглых. По ранней весне чешуя изобилует липкой слизью. Тронешь такую, через месяц-другой начнется проказа. Плоть становится мягкой, кости гниют. Помогают горячие ключи, которые бьют круглогодично на востоке острова. Всякую хворь отпускают. Рану от стрелы он лечил в тех ключах. Мункаты смазывают наконечники своих стрел отваром из трав. Снадобье держат в тайне. После ранения конечность сохнет, а вскоре и сам воин погибает. Вода в горячих ключах шибко смердит, но боль как рукой снимает. Борщ вытер кровь с наконечника охапкой травы, спрятал стрелу в колчан. Размышлять на непонятную тему не хотелось, на востоке забрезжил рассвет, а лис нетерпеливо тявкал, призывая людей двигаться дальше.
– Идти можешь?
– Инде могу, кашу мне в зенки… – Щипач поднялся на ноги, прихрамывая, шел вперед, оставляя косолапые следы босых ступней в глине. Впереди простиралась чужая земля. Опасная, манящая, таинственная. Гасли звезды на розовеющем небосклоне, таяла голубая луна. Черную синь горизонта сменил малиновый свет. Первые лучи тронули верхушки деревьев, простуженно запели птицы. Новый день уверенно вступал в свои права. Осенний день, последней декады нисходящего месяца лемма.
Городище
– Лис выл дважды?! – пытал старейшина молоденького стража. – Дважды или один раз?! Ты чуешь науку счета? Ведуны учили? Покажи пальцы?! – он растопырил ладонь, унизанную свинцовыми перстнями, и махал ею перед лицом перепуганного лучника.
– Два… Два или три раза, родное сердце! Верно чую – два!
На безусом лице юного лучника лице синели кровоподтеки. Он часто икал, и моргал белесыми ресницами, когда массивный, пахнущий элем кулак старейшины появлялся перед его носом. Кат вдел петлю в крепленную на потолочной балке дыбу. В подвале было жарко, пот ручьями стекал с лица незадачливого стражника, пегие завитки подмышками слиплись, на разбитых губах пузырилась кровавая слюна.
– Верно, чуешь два раза?
– Точно так родное сердце! Точно два раза!!!
– Два раза, – с удовольствием повторил старейшина. – А что велит молитва стража?
– Заслышав лиса… – он дважды икнул, сбился, и частил, выплевывая слова через редкие зубы. – Заслышав вой лиса дважды, или же лай его… Надлежит немедля доложить кормчему, или в отсутствие его, старейшине!
– Молитву знаешь. Честь памяти твоей, малой! А теперь зачти – отчего