Темный лорд. Заклятье волка. Марк Лахлан
посреди шумного города. Все прочие постройки оглушали звуками: выкриками нищих и торговцев на ступенях Святой Софии, трескотней чиновников, входивших и выходивших из дворца, болтовней юношей из Магнавры, которые смеялись и дурачились по дороге в университет. Но Нумера хранила молчание. Родные узников, толпившиеся у решетки ворот, чтобы передать заключенным еду или подкупить стражников, вели себя робко и тихо. Даже само здание являлось цитаделью могильной тишины: стены его были толстыми, внутри располагался лабиринт камер и переходов, созданных и руками человека, и природой, и уходивший так глубоко под землю, что ни единого крика боли не достигало поверхности.
Нумера была самым простым строением на пути – прямоугольник, облицованный грязно-желтым кирпичом, она походила на обломок гнилого зуба во рту прекрасной женщины, думал Луис. На рассвете тюрьма скрывалась в тени огромного собора, безмолвно вжималась в землю, как будто прячась от солнечного света. Он подозревал, что, когда император вернется, в темнице окажется несколько новых постояльцев.
Луис подошел ко входу в Магнавру, перед ним возвышалось просторное крыльцо с колоннами. Он поднялся по ступеням, кивнул стражнику у ворот для студентов и прошел в монастырский сад, который вел к зданию Сената – это название сохранялось до сих пор, хотя никаких сенаторов там давно уже не было.
От запаха оливковых деревьев у него закружилась голова. На улице ни одно дерево не прожило бы и минуты – дров и строительных материалов вечно не хватало. А здесь деревья стояли ровными рядами, и их ветки клонились к земле под тяжестью зеленых и пурпурных плодов. Он сорвал одну оливку и впился в нее зубами.
– Тьфу!
Как горько! Он улыбнулся сам себе, удивляясь. До чего же гадкий вкус, когда оливка прямо с дерева. Он представил, как Беатрис идет рядом с ним, смеясь и приговаривая: «Да-да, кое-чего ты не знаешь, несмотря на всю свою ученость».
В воздухе разливалось птичье пенье, только это были не настоящие птицы. В конце оливкового сада находилось одно из городских чудес – оливковое дерево в натуральную величину, но отлитое из бронзы, а на его ветвях сидели поразительные птицы, чьи стеклянные перья вспыхивали на солнце разноцветными искрами. И лилась чудесная, сладостная песня на фоне шума дождя – это работал водяной насос механизма. Он так и не привыкнет к этой диковинке, подумал Луис. Он считал ее в некотором смысле нечестивой и вспоминал отрывок из Библии: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли[7]».
Господь запрещает подобные вещи. Но вдруг Господь просто не хочет, чтобы люди любовались такой красотой? Луису очень хотелось бы, чтобы Беатрис увидела поющее дерево, но это было невозможно. Женщин не допускали в святую святых университета. Он пошел дальше.
Здание Сената снаружи было светло-желтым, с широкими арками окон под куполом. Он до сих пор ощущал волнение, входя под высокие своды Магнавры.
Исход 20:4.