Куранты про комедианта и колдунью. Валерий Маргулис
а Матрён, сбегай, дочка, погляди – скоро ль они? Да не заглядывай по многу, мигом – и назад.
Матрёна – (Радостно.) Ага! (Накинув шаль, радостно выбегает на улицу.)
Суета баб, накрывающих стол, переходит в суетливо-динамичный танец, в хоровод. К женщинам могут присоединиться скоморохи-музыканты.
Полушкин – (После окончания хоровода опять вынимает часы. В сердцах гремит.) Ну, сукина дочь! За смертью, ей бо, за смертью бы ей ходить.
Жена Полушкина, Матрёна Яковлевна, мать Фёдора – (В суете.) Аль много она забав тех видала? Девка чать.
Полушкин – Аль она ту забаву на пробах не видела? Ну, шалавна дочь, абы с дома прочь. Ну, нихрена работать не любит…
С улицы доносятся крики. Нарастает шум.
Первая баба – (Крестясь.) Поди, опять басурманово племя людям козни строит…
Вторая баба – (Крестясь) Ох, охальники… Ну, что ни ночь – беги с дороги прочь…
Первая – Господи, да когда же ты их изведёшь, нехристей поганых, чтобы честной-то народ без страху пожить мог?
Шум за окнами нарастает. Его уже подхватили во всех дворах собаки. А вот стали различаться весёлые голоса. Смех.
Матрёна Яковлевна, мать Фёдора – Да басурманы ли? Свадьба поди.
Хотели бабы в окошко поглядеть, да мороз закрыл его густо.
Полушкин – (Лукаво окликает баб.) Эх, говорухи, то ж наших лицедеев здравят.
Среди других голосов и лицедеев, и их провожающих смотрителей, слышен голосина воеводы, хозяина города – Бобрищева-Пушкина.
Бобрищев – (Не зло.) Меру бы знать, православные! Застудим мы эдак лицедеев наших.
Мало-помалу уважаемые гости, именинники-лицедеи с шумом растекаются по дому. Большинство без бород. Те несколько, что при бородах, группируются своей «компанией». Однокосые, незамужние девушки – своей стайкой.
Замужние – парами. Слышны реплики: «Стол то царский!» «Пир на весь мир!» И вправду, чего только хлебосольные хозяева не выставили: рыба во всех видах, икра, холодец… А солёностей: грибы, яблоки, огурцы, капуста… Всё это не натуральное, а разрисованный русский лубок, в преувеличенном размере, можно чуть с гротеском. На стол не ставится, а вставляется в лунки. Шум стихает. Тяжело поднимается хозяин.
Полушкин – Я, конечно, хозяин дома, но у нас на Руси принято уважение старшим давать. Тебе, господин воевода! Тебе, Михайло, первому среди нас слуге царскому – слово!
Бобрищев – Сегодня легко слово держать! Всех, всех вас, мои дорогие комедианты, хочется обнять. Поблагодарить! Ан вот вам два Фёдора… И нам повезло, и им, что нашла их судьба. Чего там… Редко ведь и родной отец столько вкладывает в сына, сколько Фёдор Васильч в Федьку, пасынка. Ни в Москве, ни в Питере ты, Фёдюнь, хлеба даром не ел. Взял не токмо, что Фёдор Васильч приказывал для прибыли, ан и для души прихватил, для нас. Долгие вам лета, мои дорогие!
Шум, суета… Кубки поднимают, не чокаясь. Несколько баб несут в расписных мисках с поддоном – варёный картофель, как говорят сегодня, «в мундире». Здесь уж натуральный продукт. И сразу за шумным