Мир после конца света. Философские очерки. Павел Минка
в их естественную доброту. Он избавляется не просто от этого мифа светского гуманизма, но и от веры в то, что человек является образом Божьим – от основы религиозного гуманизма. Достигнув духовных вершин, Великий Инквизитор начинает понимать, что люди никогда не смогут дорасти до Евангелия, что они как будто вообще не созданы для духовного роста. Ведь это в подавляющем большинстве своем слабые порочные твари, которым не нужен никакой высший смысл в жизни. Одномерные, примитивные, живущие в своих мифах, несвободные и ненавидящие свободу, раздавленные сексуальным инстинктом, вечно расколотые и идущие путями зла – вот они, люди. Такими их видит Великий Инквизитор. Но он сохраняет любовь к людям, верит в необходимость гуманного отношения к ним, хочет им счастья. Люди не хотят свободы, стремятся лишь к удовлетворению низменных инстинктов, а не к Высшему. И Великий Инквизитор все свои усилия в итоге прилагает для того, чтобы дать им всем это счастье слабосильных тварей. Он не верит, что они могут быть выше и лучше, поэтому, как он думает, нужно смириться с низостью людей и дать возможность им быть счастливыми в своей низости.
Достоевский, явивший миру великоинквизиторское лицо гуманизма, еще замечательно показал, что идея антропоцентризма может дать «побочный эффект» и привести к религии человекобога. Главные его персонажи, как правило, исповедуют эту религию (Кириллов, Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов и др). В «Братьях Карамазовых» мы находим интересные слова Ивана Карамазова, обличающие кризис антропоцентризма: «…на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество – не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие. Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, все будет позволено, даже антропофагия. Но и этого мало: он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».
Человекобог – это тот, кто ставит себя в центр, и для него нет ничего высшего. Он сам – мерило всех вещей. Фактически, перед нами религия эгоизма, для которой характерно самообожествление и выплеск страстей. Такие человекобоги в итоге населили нашу планету. И хотя нельзя о каждом из них сказать, что все они являются гениями своей религии, но поистине идеология