Кое-что о жизни в мире фантомных болей. Галина Глембоцкая
для приготовления пищи. Несмотря на внешнее запустение, царившее вокруг ранчо, внутри все находилось в относительном порядке. Обстановка комнат была более чем скромная, но чувствовалось, что совсем недавно здесь убирали: окна были вымыты, полы выметены. Более того, Гилберт кое-где увидел следы мелкого ремонта. Вряд ли комнаты приводились в порядок для него одного. Здесь определенно кого-то ожидают. Интересно, кого? Будут ли это люди как-то связанные с его похищением? Кто бы они ни были, их появление, решил Гилберт, должно пролить хоть немного света на его таинственное перемещение с дипломатического приема сюда в сельву.
4
«Война вступила в завершающий период.
Поражение Германии в этой войне очевидно и
полная ее капитуляция является вопросом считанных
дней».
Действительно, через два дня над ранчо стрекозой завис вертолет и по веревочной лестнице, один за другим, спустились двое. Один из них был среднего роста, худощавым до хрупкости, молодым человеком. Второй – чуть выше, плотного телосложения, на вид лет пятидесяти. Вслед за ними были спущены на веревках несколько ящиков, чем-то напоминающие сундуки из мореного дерева. С помощью Ромуло ящики были водворены, судя по доходящим до Гилберта звукам, в одну из комнат на втором этаже.
Гилберт, несколько нервничая, ждал посещения новоприбывших. Однако, визита не последовало. Это давало некоторую надежду на то, что прибытие этих людей не имело прямого отношения к его пребыванию на ранчо. И все же встреча с ними была неизбежна. Поэтому Гилберт, подумав, рискнул первым нанести визит.
Он поднялся на второй этаж, и, постучав в дверь, спросил по-испански:
– Можно войти?
Это был вопрос-разведчик. На каком языке ему ответят? Ответ прозвучал по-немецки:
– Зайдите.
Следующую фразу Гилберт произнес уже по-немецки:
– Я вам не помешаю?
– Что вы, я рад услышать здесь родную речь. Эти аборигены не знают ни одного слова по-немецки. Не ожидал, что встречу здесь соотечественника! Мне говорили, что я прибуду сюда первым, но вы видно меня опередили. Какими судьбами здесь? Ах, о чем же я спрашиваю? Сейчас такое времечко, что лучше о себе не распространяться. Не так ли? Поэтому, можете назвать только свое имя. Должны же мы как-то обращаться друг к другу?
– Конечно, – протянул руку Гилберт, из осторожности воздержавшись от комментариев по поводу услышанного. – Рудольф Гилберт.
– Очень приятно, – сказал тот, пожимая его руку. – Зигфрид, – и после небольшой
паузы, как бы решившись на откровенность, добавил, – фон Таудлиц. Затем наклонился к уху Гилберта и произнес: группенфюрер. – И погрозив ему пальцем, предупредил:
– Это уже совсем по секрету.
«Кажется, он принимает меня за своего», – подумал Гилберт, а вслух произнес:
– Весьма