Маски. Андрей Белый
предметов: из слабых объятий склоненных теней; выглавлялась постель белоснежной подушечкой; –
– личико синее – с ручкой, воздетой и выбросившей лезвие, засверкавшее над занавесочкой в сивые рыжины туч.
Лезвие разрезального ножика сверком своим прокололо подушечку смятую.
Чорт вас дери!
Утром выскочила разбитной и вертлявою девочкой, смехом икливым стараясь стереть впечатления.
Тителев неоткровенно борзил перебегами глазок с очков Никанора Иваныча на безответицу… даже не глаз ее; видел в себя убежавшую бель да круги сине-зеленоватого личика с ярким раздергом безглазого рта.
Никанор же Иванович, навись сев, сеял табачные встрехи, смекая, что Элеонора Леоновна –
– тайно была на свидание с барышней приведена офицером; и это – комплот против, гложет быть, мужа; и – каверз его; ей, пожалуй, довериться можно, чтобы ей –
– эдак-так, – приоткрыть!
И – так далее.
Тителев, от двоемыслия, – в дверь.
Никанор, –
– эдак, так: –
– де болезни есть разные; зоб-де растет; толстякам неудобно – и эдак, – и так, – коль утек под заборы от глаз полицейского – жизненный модум фальшивомонетчиков; – все, разумеется, тонко: намеками!.. –
– Элеонора из желтой, сквозной своей шали подбросила ручку в берет, и вертела своей папиросочкой; ткнулась со смехом икливым: в пестрятинку.
– Вы посмотрите… Узорики – в клетку: зеленое, красное… Шашечки… В каждой, как солнечный зайчик, – желток… Поле – дикое… Это – материя кресел и штор брату, вашему: в комнату!
В рот папироску, за дым облетающий и перевивчато легкий прошла, как в свой сон.
И – оттуда: в дымочек:
– Не стоит, голубчик, допытываться!
Да, слова – арабески: дымки – занавески; как чертики в форточку, в Козиев Третий взвиваются; Козиев Третий взвивается – в рок!
Все – взвилось!
Глазки, – как лезвия: блески резкие! Не доверяйтесь: предательница!
____________________
Едва сели за стол они, Тителев, бросив салфетку, откинулся; и в Никанора Иваныча глазом, как тяжеловесным топазом, – ударился –
– яростно!
– Чорт вас дери!
Катастрофа
Взяв кепку и очень жестокую трость, его вывлек он:
– Слушайте! – трубочкой; а харахорик; ведомый в репейник, кусался словами.
– Садитесь!
Ткнул тростью в бревнину:
– Не перебивайте меня!
Усмири!
– Я не сяду, – так чч-то!.. И не стану… – хлоп, хвать: скорохватая лапа какая!
– Неспроста во мне катастрофа с Иваном Иванычем, – силой усаживал Тителев, – вызвала мысли о вас: зная ваши прекрасные, – бил по подтяжке, привздернувши бороду, – свойства, естественно, я…
Харахорик, сорвавшись, писал по колдобинам витиеватые скорописи, чтобы свойства такие отвергнуть.
И гулькали сивоголовые голуби.
– Дайте сказать… Ну-те: мог положиться на вас!
– Перебью! – сиганул Никанор, и руками в карманы всучился, – во-первых: вы с братом,