Элькино золото. Йосеф Бар-Йосеф
вроде тебя. Америку ему подавай! Тихо сидеть не может, поганец, мышь чумная!
Арон. Вложить придется не так уж много. А прибыль будет огромная. Купим наконец-то тебе настоящую хорошую квартиру. Ты сама погляди: кто тут сегодня остался – на рынке, посреди всей этой вони? Кто еще тут торчит, в этой дыре, на помойке, в заднице этой? А из берлоги этой сделаем настоящий приличный магазин. Для Песаха.
Элька. Гуси-гуси, га-га-га! Чушь пороть – вот что ты умеешь!
Арон. Погоди, а что тебе снилось? Ты смеялась во сне…
Элька. Еще что тебе требуется узнать? Сны мои тебя волнуют? Скоро кожу с меня сдерешь, чтобы и туда заглянуть! Ночь, да будет тебе известно, для того и существует, чтобы спать и посмеиваться. Спать потихоньку в своей постели, и чтобы никто не смел ничего спрашивать!
Арон. Я же не спросил, отчего ты кричала, я спросил, чему ты смеялась. Знаешь, когда я впервые услышал, как ты кричишь? Когда у тебя диабет начался. Ты однажды среди дня уснула на стуле. Я перепугался, думал, тебе плохо, сознание, думал, потеряла. А это инсулин у тебя упал. Когда закричала, как-то даже успокоился – раз кричишь, значит, жива.
Элька. Ступай домой. У тебя там жена. Хорошая жена, всегда дома сидит.
Арон. У нее есть телевизор!
Элька (с внезапным раздражением). Любовь ваша, как же!.. Кто сказал, что ты должен ее любить? Она твоя жена. Руку свою ты любишь? Откуда ты выдумал эту свою любовь?
Арон. Почему вдруг – любовь? Кто тут говорит о любви или нелюбви? Устал я… (Ложится на старый бугристый диван и тут же вскакивает.) Опять пружина? Что за проклятье – где ни сядешь, обязательно какой-нибудь гвоздь ржавый или пружина вопьются тебе в зад!
Элька (поднимается, чтобы уйти). Пошли, хватит.
Арон (возвращается и ложится на тот же диван). Ничего, мне и тут достаточно удобно.
Тот же магазин, утро следующего дня. Лили сидит перед телевизором, Арон и Песах пристроились возле старого пианино, Арон играет, Песах отбивает такт на крышке.
Арон (продолжая играть). То самое пианино, и по-прежнему расстроено!
Лили. Не может быть, то мы продали.
Арон. Да? А фальшивит точно так же. (Обрывает мелодию.)
Песах. Что, я не так?..
Арон. Нет, братишка, ты в полном порядке, просто надоело. Хватит.
Песах продолжает отбивать такт.
(Подходит к старому сейфу, затесавшемуся среди прочей рухляди.) С каких это пор у нас тут завелся сей гроб?
Лили. Давно уже, никто его не хочет – такой громадный.
Арон. Неплохое местечко для фамильного золота… (Песаху.) Ты когда-нибудь заглядывал внутрь?
Песах продолжает отбивать такт, даже громче.
Ты что, сердишься на меня? Перестань, мы с тобой еще поиграем, только не сейчас. В другой раз, ладно?
Элька заходит в магазин с улицы с двумя увесистыми базарными кошелками в руках, опускает их на пол, с трудом разгибается, не может отдышаться, хватается за какой-то комод. Песах и Арон оборачиваются