Соленые реки. Ирина Рикас
В компании, после пары «дринков», сидя за пианино, лихо распевая битловские песенки и балагуря на смеси английского с русским матерным, Костик чувствовал себя другим человеком: забойным парнем чуть ли не из самого Ливерпуля. К пятому курсу приятели их квартиру воспринимали уже почти как кабак и называли так: «Русановский наблюдателиат».
Мать вздыхала, но не ругалась. Тенью заходила в его комнату, как будто забыла там книгу или очки – проверяла все-таки, все ли прилично. Однажды, увидев в углу батарею пустых бутылок, тихо охнула:
– Неужели вы все это выпили?
– Мама, не виноваты же мы, что у нас такая печень, – отшучивался Костик.
Иногда, бравируя перед приятелями, Костик поддевал ее:
– Вот, мама, ты – работник идеологического фронта, а сын у тебя – пьяница. Мать только вспыхивала румянцем.
Она никогда не противилась, если кто-то из друзей оставался на ночь: понимала, что для подгулявших студентов добираться домой среди ночи небезопасно.
Однажды – это было, когда он уже учился на четвертом курсе, – мать попросила его:
– Костя, сегодня, пожалуйста, не приглашай ребят и приходи, если можно, пораньше. У нас будет гость.
Костик удивился: гостей у матери не бывало, если не считать тетю Валентину, дальнюю родственницу. В тот вечер, открыв дверь квартиры, он с удивлением почувствовал запах хорошего, «фирменного» мужского одеколона. И еще чего-то такого крепкого, нездешнего – очень приятный запах. У него смутно мелькнуло в голове: так пахнут иностранцы в «Софии».
В комнате, в кресле напротив двери, расположился средних лет мужичок: моложавый и какой-то весь целый – ничто в нем не цепляло взгляд. Потом, уже лежа в постели и думая о госте, Костик никак не мог вспомнить, во что тот был одет.
Мать, увидев входящего Костика, вскочила, как-то засуетилась. Гость тоже встал, произнес, протягивая руку:
– Сергей Владимирович Смирнов, институтский друг вашей мамы.
– Ну что ты, Сережа, говори ему «ты». Правда, Костик?
– Конечно.
Костик улыбнулся невольно, ему было приятно, что у его «мамусика» такой клевый «кадр». Он сразу почувствовал, что этот подтянутый и какой-то не совковый мужичок для матери – больше, чем просто бывший институтский приятель.
– Ну и отлично. Мы ведь с тобой, Костя, практически коллеги. Мне тоже пришлось поработать переводчиком.
– Классно, за границей? А в какой стране?
– Это я когда-нибудь тебе расскажу. А пока ты мне расскажи, как там наш КГУ, какие перспективы распределения?
В тот вечер проговорили далеко за полночь. Костику как-то сразу стало легко с маминым другом. Смирнов стал бывать у них, и очень скоро Костик убедился, что их с матерью отношения – больше, чем дружба.
Ему часто хотелось спросить, где Смирнов был раньше, почему ни разу не появлялся у них. Как-то в разговоре Смирнов оборонил фразу: «В жизни, Костя, лучше поменьше спрашивать. Надо постараться сделать так, чтобы человек сам захотел все тебе