Слёзы войны. Валентин Богданов
всю нашу маленькую горницу, которая теперь казалась низкой и тесной.
Странно, кончилась война, кончилось и моё детство, оборванное войной, и этот печальный запев потом долго сказывался на моей жизни, содрав все её радужные краски, без чего жизнь стала не жизнь, а мука. А мы с мамой, придавленные свалившимся на нас непоправимым горем, все лето от зари до зари работали в поле, и надеяться нам больше было не на кого, только на себя.
Сейчас мне довольно трудно вспоминать в хронологическом порядке по годам все события моего военного детства, кроме тех, что были описаны выше, – проводы отца на войну и все, что случилось в победном сорок пятом году. Всё остальное неразличимо слилось в единую цепь событий, которые помнятся только по временам года, а их четыре. Иногда в озарениях памяти мелькают обрывки тех или иных событий, но в каком году это было, сейчас уже не могу сказать. Поздновато я взялся за свои воспоминания, когда память моя неприметно ослабела, затуманилась. А ведь я долго помнил буквально все подробности своего военного и послевоенного детства, и казалось, так и буду помнить всю жизнь, стоит только взяться за воспоминания о своём прошлом. Но память, моя память! Как же она предательски меня подвела в самый неподходящий момент.
…Это была первая военная зима в наших сибирских краях. Настолько лютая, что сороки на лету замерзали. Из района в наш колхоз поступила разнарядка на изготовление деревянных макетов винтовок с металлическими штыками. Поскольку дед был единственным плотником в колхозе, ему и поручили изготовить эти винтовки к определённой дате и в заданном количестве. И вот русская печь в нашем доме пышет жаром вместе со свежим и холодным запахом берёзы. Дед целыми днями изготавливает макеты винтовок, которыми наши славные воины будут обучаться бить ненавистного врага до отправки на фронт. Дед пилит, строгает рубанком, обрабатывает их рашпилем, шкуркой, и количество винтовок, отливающих белизной, заметно растёт.
Потом дед в кузнице изготавливает металлические штыки, приносит их в охапке домой и целыми днями прикрепляет к каждой винтовке. На вид винтовки смотрятся необычайно красиво и грозно. Я хнычу и прошу деда оставить мне одну винтовку, чтобы поиграть и похвастаться перед дружками. Дед, будто меня не слышит, мимоходом бросает: «Это не для баловства, для дела, для войны», – и я умолкаю.
В один из дней готовые винтовки грузят на сани-розвальни и увозят в район. Только сейчас, спустя десятилетия после войны, изумляюсь: да как же мы смогли одолеть коварного врага, вооружённого автоматическим скорострельным оружием и хорошо обученного им владеть, а мы, будто в стародавние суворовские времена, учились воевать деревянными макетами винтовок. Оттого, наверное, и кровавый счёт войны не в нашу пользу и поражает воображение.
А это было уже к концу войны. Как-то в журнале «Огонёк» той военной поры я вычитал про сына полка, мальчишку примерно моего возраста, которого усыновили в полку, одели в военную форму и выдали автомат. И во всём этом воинском облачении да с медалью на груди он и красовался