Ключи счастья. Том 1. Анастасия Вербицкая
пшеница, свекловичные плантации, старинная дворянская усадьба даже – все на двадцать верст кругом принадлежит ему. Весь уезд почти его собственность. У него шестьдесят тысяч десятин…
Воображение Мани затронуто. Какая власть!
– У него много детей, значит? Двадцать детей? Или больше?
– Что такое? – Вера Филипповна звонко смеется. – Один только сын…
– Один?.. На что же ему столько земли?
Смеется и Петро, оглядываясь с козел и качали головой.
– Неправда ли, как это возмутительно? – спрашивает подругу Соня. И тихие всегда глаза ее сверкают.
– Он старый? Он добрый? Он немец?
– Он жид…
– Мама! Сколько раз я тебя просила? Он – русский подданный и кальвинист[14].
– Ты откуда знаешь? – с сердцем перебивает мать.
– Дядюшка говорил…
– Все равно – жид! Этого не вытравишь, хотя в десяти реках крестись! Раса, а не религия имеет! значение…
– Мама, знаешь, кто так выражается?
– Ах, оставь, пожалуйста!.. Что ты меня учишь?
– Мне не хочется, мама, тебя в чем-нибудь осуждать…
– Скажите, пожалуйста! «Осуждать»! С этих пор еще вы нас учить и судить будете! Не вздумай еще отцу замечания делать! И так уже у него голова кругом идет…
– Лина говорит…
– Кто такая еще эта Лина?
– Лина Федорова… Она теперь в первом классе. Она самая умная у нас, самая чудная… Ее дружбой я горжусь… И она. всегда защищает евреев…
– Все это издали хорошо… Я бы послала эту Лину сюда! У нас в России все зло от жидов идет… Все бунты…
– Неправда…
– Что такое? Как ты смеешь так возражать?
– Дядюшка говорит…
– Ах, отвяжись, пожалуйста, со своим дядюшкой! Нашла кого слушать! Человек собственную жизнь не сумел устроить. А набивает тебе голову всяким вздором!
Вера Филипповна расстроена. Она вынимает платок и обмахивается. Маня брезгливо молчит. Носик ее выразительно сморщился…
– А вон и Лисохоры показались! – радостно говорит Соня.
– Где? Где? Где? – кричит Маня. И готова вскочить на сиденье.
Они опять спустились с горы. В лощине, среди роскошной зелени, раскинулось село. За ним, вокруг полувысохшего огромного пруда, когда-то большой реки, дремлют старые дворянские гнезда. Всем по двести, полтораста лет. Яркий месяц отражается в потемневшей воде. Как хлопья снега, белеют гуси среди аира. Целый лес тростника подступил к плотине. Тянет сыростью. Со всех сторон вода.
– Гребля[15], – говорит Соня.
««По гребле, неровной и тряской…» – опять звучит в душе Мани. О, какой воздух! Какая насторожившаяся, чуткая тишина!
А красивое лицо Веры Филипповны подернуто печалью. Всякий раз, когда с горы она смотрит на этот обмелевший пруд, сердце ее сжимается. Шесть родовитых имений лежало здесь тридцать лет назад. Псовая охота, званые обеды, балы, свадьбы… Жили не считая, не задумываясь… И теперь где все это? Точно с грифельной доски шаловливая
Человек, исповедующий кальвинизм, одно из направлений протестантизма, основоположником которого выступал Жан Кальвин (1509–1564).
Гать, насыпь или вал от воды (южн.).