Василий Темный. Борис Тумасов
тому не бывать. Республика Новгородская не одну сотню лет как под вечевым колоколом родилась, мощи набиралась, эвон, как руки разбросала. Новгород Великий – город торговый, его очи на Литву и Ганзу поглядывают. Новгородцы ни Тверь, ни Москву над собой не признают…
Конь с рыси на шаг перешел. Князь не стал его торопить, пусть передохнет. Придержали коней и дружинники. Молча едут. Знают, князь не любит словоохотливых гридней. Воин – не женщина на торгу, воина не слово красит.
Борис приподнялся в стременах, почудилось, человек на дороге. Присмотрелся, ратник.
Конь потряхивал головой, позванивала сбруя.
Князь тронул повод, и конь перешел на рысь. Борис подумал, скоро наступит рассвет, покажется изгиб Волги, откроется Тверь, облепленная строениями. Кремник и дворец, Настена с детьми.
Боярин Семен после пожара хоромы в Кремнике возвел. Нельзя сказать, что роскошные, но о двух ярусах, светлые, тесом крытые, стекольца на окнах венецианские, еще до пожара купленные. Знал, рано или поздно строиться доведется.
Все хорошо у боярина Семена, да и сам из себя видный, что в росте, что в осанке. Борода еще не в седине.
Бояре тверские на него виды имели, хороший, завидный жених. Но дворецкий посмеивался: жениться не лапоть надеть.
Князь Борис сказал как-то:
– Не пора ли тебе, Семен, семьей обзавестись?
Отмахнулся дворецкий, ответил со смешком:
– Не настал еще час, княже.
И Борис на том успокоился.
Но однажды дворецкий был в Кашине-городке. Зашел в церковь рубленую обедню послушать. Приход малый, и дряхлый поп читал гнусаво, слова многие проглатывал. Боярин на то внимания не обращал, молился, широко кресты клал. Неожиданно взгляд его упал на стоявшую обочь девицу, совсем юную. В полумраке, в огне редких свечей показалась она Семену красавицей необычной. Пышные волосы платочком прикрыты, сарафан ткани дешевой сапожки прикрывают. А глазаста, очи под бровями соболиными, на боярина и не взглянула, лебедем поплыла.
У дворецкого сердце екнуло, отродясь таких красавиц не видел. А девица, обедню отстояв, из церкви вышла. Боярин за ней поспешил. Вышел на паперть, Гаврю подозвал.
– Уследи, Гавря, где живет эта красавица.
Ждал недолго, не такой Кашин городок большой.
Но вот прибежал Гавря, выпалил запыхавшись:
– Дочь она купеческая, а зовут ее Антонидой. Дом неподалеку, за углом…
Было сватовство и поезд с невестой из Кашина. Пол-Твери гуляли на свадьбе. Вошла Антонида в хоромы дворецкого.
Гавре молодая жена дворецкого приглянулась, бахвалился Нюшке:
– Пригожа Антонида и лепна. Добрую жену боярину Семену приглядел я.
Тверь пробуждалась под звуки пастушьего рожка, щелканье бича, рев стада.
Коров и коз выгоняли на луговые травы, на сочные выпаса. И еще солнце не поднялось, как ударят на одной из колоколен и тут же враз зазвонят по всем тверским церквям.
От кузнечной слободы потянет угольным угаром, и тукнет молот по наковальне,