Василий Темный. Борис Тумасов
От ордынского семени пошли. Потворствовать нельзя, корабли слать надобно.
– Оно-то так, – кивнул боярин Семен, – да тут одним-двумя кораблями не отделаешься. Тут флот надобен, а где он у нас?
– Казанская орда в силе, на нее не одним удельным княжеством идти надобно, – сказал Холмский и посмотрел на князя. Борис Александрович согласно кивнул.
– Казань в одиночку не одолеешь, а Москве не до Твери, у Москвы свои заботы.
– Каков совет твой, княже? – спросил дворецкий.
– Мыслю я, бояре, хоть и не одолеть нам Казани, но прогнать разбойников от Нижнего Новгорода нам под силу. Надобно нарядить корабли, ратников послать, людей охочих. Чтоб казанцы руку тверичей почуяли.
– Разумно, княже, хоть и не близок путь.
– А кого воеводой?
– Воеводой слать боярина Репнина.
Дворецкий закивал согласно.
– Репнин – воевода умелый. Да и хаживал на татар.
– Это ты, княже, верно на боярина Василия указал, – согласился Холмский. – Пусть готовит ратников и охочий люд.
– А в помощь ему нарядим боярина Кныша, – сказал Борис Александрович и поднялся, отпуская дворецкого и Холмского.
Из Твери по всей земле тверской поскакали гонцы великого князя Бориса звать охочих людей на Казань.
И шли из Торжка и Кашина, из сел и деревень шел народ, тянулся к пристани на Волге. Собирались в отряды ополченцы, выкрикивали своих атаманов. Ватажники приоружно, кто с мечом иль луком, топорами да вилами двузубцами, а все больше с дубинами.
Тут же по берегу шалаши и навесы ставили, на кострах еду немудреную варили, а иные по тверскому торжищу бродили.
С утра и допоздна гомон висел над Волгой.
А в стороне, чуть выше пристани, ровно гуси, покачивались на воде десятка полтора суденышек рыбацких, какими и поплывут охочие и ратники на Казань.
Накануне отплытия привезли обозами мешки кожаные с сухарями и крупами, ящики с салом вепря и бочонки с солониной, рыбу сухую, вяленую.
Великий князь Борис велел воеводе, боярину Кнышу взять под свою руку ополченцев, а главным воеводой поставил боярина Репнина.
По зыбким сходням перетащили на суденышки грузы, распределили гридней и ополченцев, кому на каком судне плыть.
Ждали своего часа…
И он настал. Заиграли трубы, ударили барабаны. На головное судно пронесли стяг дружины и святую хоругвь.
Владыка Вассиан с причитом освятил воинство, а князь Борис Александрович в окружении бояр произнес громко, чтоб слышали все:
– С Богом!
И судна, осевшие под грузами, медленно, под веслами, отходили от пристани. А на речной глубине подняли паруса, пошли вниз по Волге…
Дневная жара спала только к вечеру. Борис Александрович приехал на ловы, когда солнце уже клонилось к закату. Гавря принял княжьего коня, отвел в сторону. Не видел, как бригадный артельный, постарше князя лет на двадцать, подошел к Борису, указал на широкий плес, где четверо артельных заводили бредень. Он был широкий, и те, кто был на глубине, шли медленно, лишь головы из воды торчали, а двое, согнувшись,