Горькая полынь. История одной картины. Сергей Гомонов
все ближе друг к другу. И губы – вот посмотри на нее! – там губы бутончиком, подобранные, словно для поцелуя. А что строишь ты? Ну что-о это?
Натурщица едва сдерживала улыбку, и прежде вместе с нею улыбалась бы Эртемиза, но сейчас юной синьорине Ломи было не до смеха. Дядя тем временем подошел ко второму ученику, долго смотрел на эскиз и в итоге заключил:
– Молодец. Стирай. Ну-ка пусти!
Он встал к мольберту и, простраивая портрет, едва ли не сюсюкался с получающимся изображением, когда объяснял подмастерьям свои действия. Эртемиза несколько оттаяла, слыша эти знакомые мягкие интонации: успокаивающий ритм дядюшкиной речи был тем, чего ей всегда так не хватало при общении с отцом. «Давай-ка, Миза, покажи им ты!» – он подал ей уголек.
– Не переживай, бамбина, – собираясь уходить, Аурелио мягко коснулся ладонями ее плеч и поцеловал в затылок. – Ни одна здравомыслящая женщина не согласится связываться с такой оравой. Даже я сбиваюсь со счета, когда пытаюсь вспомнить, сколько вас там всех вместе!
– Вот это-то меня и пугает, – проворчала Эртемиза, рассеянно водя углем по бумаге поверх дядиных построений. – Сумасшедших нам хватает и своих…
– Губочки, губочки ей бутончиком рисуй! Я скоро вернусь. Диего, к моему возвращению попона генеральского коня должна быть дописана!
– Да, сер Ломи! – отозвался бледноликий Диего с легким темным пушком усиков, наметившихся над губой, а когда Аурелио вышел, подобрался к Эртемизе: – Что случилось?
– Если у нас появится мачеха, меня сплавят в монастырь, я даже не сомневаюсь! – рисунок ложился резко, угловато, и «бутончики» получались очень уж хищными, злыми.
– Твой дядя прав, наверняка все обойдется!
Эртемиза засопела, потом сердито выдохнула через ноздри и повернулась к Диего:
– Давай ты мне попозируешь?
Малолетние ученики захихикали, но тут же были одернуты старшими и призваны работать, а не подслушивать.
– Я не против.
– Я имею в виду… – она коснулась двумя пальцами его блузы, – без всего.
Диего даже отшатнулся:
– Ты и правда сумасшедшая! Меня твой дядя убьет!
– Дядя не убьет. Отец, если узнает – да, а так нет. Но тебя должно утешать то, что если узнает отец, то он убьет и меня тоже.
– Это значительно меняет дело, но, видишь ли, у меня в планах пожить еще лет десять.
– Так мало?
– Через десять лет мне будет аж двадцать шесть, тогда и помирать не жалко, такому-то старику!
– Болтун. Помощи от тебя…
– При одном условии! Ты меня поцелуешь.
Она скривилась и окинула его нарочито презрительным взглядом:
– Не такая уж ты привлекательная модель, чтобы я тебя целовала!
Диего в долгу не остался:
– Да и ты не такая уж красавица, чтобы я тебе просто так позировал! С паршивой