Живые души. Роман-фантасмагория. Алена Даль
антенн. Ажурная стрела городской телевышки маячила чуть левее, изо всех сил стараясь походить на Эйфелеву башню.
…Стемнело. Автомобильные пробки рассосались. В окнах домов один за другим зажигались огни. Растрёпанные мысли Перцева несколько упорядочились и потекли по двум отдельным руслам, то сплетаясь между собой, то снова разбегаясь врозь. Андрею даже показалось, что он слышит их журчание, но это был всего лишь звук Гоголевского фонтана, мимо которого он сейчас проезжал. Фонтан автоматически вызвал в памяти образ профессора Сидоренко в толстых очках с драным портфелем. «Неудачник, лузер» – эти определения вполне вязались с его нелепым обликом. То ли дело академик Эпштейн – высокий, статный, с благородной сединой в опрятной бородке и солидным портфелем марки «Эгоист». Копает глубоко, как шахту роет. Не растекается мыслью по древу, не распыляется на посторонние проблемы. Перцев начал рассуждать вслух:
– Настоящим учёным по праву может считаться лишь тот, кто концентрируется на теме, глубоко погружается в суть изучаемого предмета. Если ты геолог, нечего отвлекаться на высокие материи вроде нравственности. Для этого есть специально обученные люди – философы и душеведы, которые получают за это деньги. Истина рождается в фокусировке, в узкой специализации.
– А как же широта взгляда? – возразил себе изменившимся тоном Перцев. – Ведь именно вовлечение в орбиту внимания смежных областей дало миру целые отрасли современной науки: генная инженерия, биотехнология, этнопсихология. Недаром ведь говорят: «расширь угол зрения», «взгляни шире». Лишь охватив проблему со всех сторон можно правильно её решить. Глядя в микроскоп, трудно рассмотреть красоту леса. Уткнувшись в телескоп, не увидишь звёздного неба.
Перцев уже давно прекратил говорить вслух, но мысли его чётко и ясно звучали в замкнутом пространстве скользящего по шоссе автомобиля, меняя голоса и интонации.
– Понятно, что любой эксперимент сопряжён с риском, а каждый учёный, впрочем, как и любой человек, не застрахован от ошибки. В конце концов, победителей не судят, – уверенно изрек баритон.
– Да, но степень риска, цена ошибки может быть слишком высока, – возразил ему мягкий тенор. – Можно рисковать собой сколько угодно, но ставить на кон жизни других людей не имеет права не один гений. И не только гений – такого права нет ни у кого из смертных.
Заморосил мелкий дождик, Перцев включил дворники – лобовое стекло расчистилось. Ему вдруг вспомнился чернавский лес, настоянный на чабреце воздух, серебристая чешуя реки.
– Интересно, а в Чернавске идёт дождь? – тут же озвучил его воспоминания голос. – Что делается сейчас в Казачьем Стане? Ловил ли дед Тихон сегодня щук? Мальчишки, наверное, снова весь день не вылезали из воды? – Перцеву показалось, его мысль чуть слышно вздохнула. – Так ли уж неправы те люди, отстаивающие своё право так жить, защищающие возможность так жить для себя и своих потомков? – подумал он вслух.
– А с чего