Ампутация души. Алексей Качалов
было негде. Посреди парка белел пустой постамент. Надпись: «В. И. Ленин» была замазана, а поверх намалевано красной краской: «Ушел в отпуск». Деснин брел по парку словно в дурном сне. Попрошайка, висельник и менты напрочь испортили все настроение. Так, в задумчивости, он перешел по мостику через небольшую грязную речушку, одолел пыльные переулки частного сектора и, наконец, вышел на одну из центральных улиц.
Юлькин павильон с крупной цветастой вывеской трудно было не заметить. Однако войти внутрь Деснину удалось не сразу. Открыв дверь, он напоролся на небольшую очередь. Собственно, большой она и не могла быть, так как в пространство между витринами втискивалось от силы человек семь. Очередь образовалась из-за заминки перед кассой, причиной которой являлся старичок, довольно помятый, но явно не бомж, а просто пенсионер, ветеран – на груди приколото несколько планок. Его внимание привлек очень аппетитного вида кусок вакуумно упакованной ветчины на витрине. На куске был ценник – шестьдесят семь рублей.
– Взвесьте мне, пожалуйста, ветчины грамм триста, – произнес пенсионер, прикинув в голове сумму, которую может себе позволить.
– Кусок продается целиком, – отрезала Юлька в забавном малиновом фартуке.
– Мне не надо весь, – не понял пенсионер, – мне грамм триста, чтобы рублей на двадцать вышло…
– Мужчина! – в голосе Юльки почувствовалось раздражение. – Во всем куске триста писят грамм, и стоит он шисят семь рублей!
В очереди начался возмущенный ропот: все торопятся, всем некогда.
– У меня праздник сегодня – пенсия, – робко, словно извиняясь произнес ветеран, обращаясь к присутствующим. – Мне целый килограмм не надо. Мне рублей на двадцать, только вкус вспомнить…
– Не буду я резать на двадцать рублей! Кусок в упаковке и продается целиком! – пыталась внушить Юлька. – А килограмм стоит сто восемьдесят.
Затем она добавила в сторону, явно на публику: «И чего вот с такими делать?»
Возмущение в очереди росло, пенсионер это чувствовал.
– Тогда… тогда, – робко сказал он, – дайте мне буханку хлеба и килограмм лапши…
И как-то сразу ропот в очереди стих. В наступившей тишине пенсионер взял свою лапшу с хлебом и стал протискиваться к выходу. Деснин вышел следом и наблюдал, как ветеран понуро побрел прочь со своей жалкой авоськой.
– Слышь, дед, – окликнул его Деснин. – Ты это, постой здесь. Вот те сигарета, покури пока. Не уходи, понял?
Он скрылся в павильоне, и спустя пару минут вручил старику заветную ветчину.
Когда народ в павильоне рассосался, Юлька поинтересовалась у Деснина куда тот подевал копченость.
– Всех не накормишь, – усмехнулась она, услышав ответ. – Я такое каждый день наблюдаю, но если каждому ветчину дарить, недолго и без работы остаться. Полстраны уже лет десять никакой ветчины не пробовали, и что?
– Ну вот,