О верности крыс. Роман в портретах. Мария Капшина
музыку на альдзеле Умника, когда точно знаешь, что Трепло ему уже никогда подыграть не сможет.
– Спасибо, – сказала за всех Кошка. – Заранее.
Умник закрыл глаза и зачем-то облизнул губы, трогая струны пальцами. Струны сначала отозвались тонким, непрочным звуком, который ткнулся куда-то в стену и увяз там. Умник ещё раз облизнулся, открыл глаза и заиграл. «Вьюн», любимый танец северных провинций, обычно играли задорно и громко, отчего некоторые эстеты находили мелодию слишком вульгарной и простонародной. У Умника она выходила как-то иначе. Хоть это и был, несомненно, вьюн, но как-то тоньше и чётче, что ли. Умник убрал часть переливов и завитков, спрямив мелодию, и то, что осталось, зазвучало ярче и глубже, и в дурацкой плясовой вдруг повеяло тишиной и прохладным звоном лесного ручья в летней траве.
Ребята молчали, зачарованно. Потом Кошка толкнула в бок илирца:
– Нарк! – тихо окликнула она и головой качнула на середину кабака, свободную от столов – и от танцоров пока. Мол, давай, кто тут у нас танцор! Нарк замялся, Кошка ехидно глянула на него с прищуром и вышла сама, подоткнув верхнюю арнакийскую юбку повыше, а нижняя и так оставляла щиколотки открытыми. Кошка дождалась начала музыкальной фразы – и пошла мелким перебивчивым шагом, который со стороны кажется проще простого. Он и некоторым танцорам кажется проще простого, только на этих танцоров отчего-то глядеть не хочется, хоть и верно вытанцовывают, вроде. У них не вьюн выходит, а просто отдельные шаги, рассыпающиеся без толку. Кошкин вьюн тёк, вился, распускал листья, смешливо ёжился от ветра и стряхивал росу.
Умник играл быстрее, Кошка ускоряла шаг, не давая музыке уйти вперёд. Нарк (который недавно обзавёлся зимней одеждой и был теперь франтовитей всех кхади вместе взятых) всё-таки не выдержал и вскочил тоже, но не вьюном почему-то, а кадарским здаалманом, «костром», когда танцор бьётся огнём на ветру, скачет, гнётся и крутится, с ног на руки и обратно, и только что не кубарем, и всё это – ни на полшага не сходя с места. И этот неожиданный костёр так точно попал с вьюном под один ветер, что Умник сам чуть не сбился на полузвуке.
Когда они дотанцевали и уселись обратно, под общий восторг и счастливые, Синий проводил их глазами, чтобы услышать, как Хриссэ говорит: «Всё-таки, до чего ты здорово танцуешь, Нарк! Научишь?» – и увидеть, как Нарк опешил настолько, что чуть не сел мимо лавки.
– Н-научить?
– Ну да! А то я только нлакку умею, да и на той пятками за уши цепляюсь. Не за свои, так за конские25, – скалился Хриссэ. – Стыд да и только!
– А…
Лицо у илирца было такое, как будто куски синей эмали с неба стали вдруг отваливаться и падать ему на голову прямо сквозь кабацкий потолок, со звонким хрустом разламываясь на темечке. Хриссэ это явно забавляло, хотя, по мнению Синего, Нарка можно было понять: чтобы пыльник кого-то о чём-то нормально просил, да ещё и младшего…
– А что
имеется в виду сойгийская поговорка, что настоящую нлакку нужно танцевать в седле.